Много лет назад он жил в этой деревне с матерью. Отец, как и у многих его ровесников, не вернулся с войны: сгорел бывший колхозный тракторист в танке. А через два дома от них проживала вдова с двумя дочерьми, старшей, красоткой Раей, и младшей, неприметной угловатой Тонечкой.
Славка, когда вошел в возраст, потерял голову от любви, уговаривал Раю выйти за него замуж. А та лишь похохатывала: рано, мол тебе еще о женитьбе думать. Вот в армии отслужишь, тогда и сыграем свадьбу.
На четыре года ушел Славка из родного села. Забросила его судьба на Дальний Восток, на Тихоокеанский флот. Нечасто заходил его корабль в порт, но зато самая большая стопка писем от любимой Раечки всегда была у Славки.
Шло время, и Рая стала писать реже. А как-то во время очередного захода в порт получил Славка лишь одно письмо — от мамы. Она писала: «Прости, сынок, но больше молчать не могу. Раиса нагуляла ребеночка, а потом его вытравила, саму еле спасли. Так что думай, нужна ли она тебе такая».
Славка тогда сильно напился. Друзья его еле живого на корабль принесли. Спасибо командиру, не стал по команде докладывать, пожалел матроса и наказал своей властью.
И вот служба подошла к концу. Встречала Славку вся деревня. Мать к его приходу самогонки нагнала, двое суток от души гуляли! На третьи сутки очухался Славка, окунулся в холодную воду.
— Все, мама, хватит. Пора за работу браться.
Председатель посадил его на трактор, и стал морячок трактористом, так же как и его отец.
Где-то через недельку вечером, возвращаясь с поля, он неожиданно встретил Раису. Бросилась к нему, повисла на шее:
— Не верь никому, одного тебя любила и люблю!
Славка разжал руки своей бывшей невесты сказал спокойно:
— Прости, Рая перегорело все.
Не мог простить ей предательства.
Она крикнула ему в спину:
— Ты еще вернешься ко мне, на коленях приползешь!
Шло время. А природа, как известно, пустоты не терпит. Однажды, перемазанный с ног до головы мазутом, в грязной робе и разбитых кирзовых сапогах шагал он по кромке поля. Тропинка вильнула в сторону деревни, а по тропинке навстречу Славе шла Тонечка — худышка в простом клетчатом пальто, на голове — васильковый платок. Парень ее словно впервые увидел:
— Тонечка, как же ты выросла, совсем невестой стала!
Девушка лишь опустила глаза. А вскоре они начали встречаться. И месяца не прошло, стала Тоня женой Вячеслава.
Раиса на свадьбе выпила лишнего и устроила истерику…
Прошел год и Тонечка со дня на день готовилась стать матерью. Суровая прежде мать Славы теперь надышаться не могла на невестку. А чумазый тракторист от счастья земли под собой не чуял, с работы домой не шел — летел.
Беда, как водится, грянула нежданно: ближе к вечеру прибежала в гараж к сыну мать. Задыхаясь, закричала:
— С Тонечкой худо, срочно надо в районную больницу ее везти. Фельдшер сказал: не опоздать бы!
Не опоздал Славка, вовремя привез жену к доктору, да к какому. Старенький хирург по фамилии Шнейдер был из обрусевших немцев, славился своим мастерством далеко за пределами района. Ехали к нему на прием пациенты даже из других областей.
Уже под утро еле живой от усталости старенький доктор вышел в приемный покой, улыбнулся Славке:
— В рубашке родилась твоя женушка, сто лет жить будет. Ее спасли, ребеночка спасли. Сказать по правде, я уже и не надеялся!
Доктор вытащил беломорину, Славка дрожащей рукой поднес зажженную спичку. Хирург затянулся, выпустил струю дыма и продолжил:
— Ты не специалист, ты даже представить себе не можешь, какие мои ребятки молодцы! У твоей жены ведь еще и прободная язва желудка оказалась! А мы справились. Теперь многое от вас зависит — уход, уход и еще раз уход! Есть кому ухаживать-то за ней и за ребеночком?
— Есть мать моя еще не старая, — ответил Слава. Поколебался немного и добавил, глядя в сторону: — Сестра родная имеется.
Двое суток безвылазно просидел Славка в палате с женой. На третий день вечером теща буквально вытолкала его из больницы:
— Иди домой, отдохни, в бане помойся, чай мы с Раисой не чужие Тонечке, все нормально будет.
А утром следующего дня Тони не стало. Вскрытие показало — угостил кто-то молодую мать соленым огурчиком. Очень любила их Тонечка. Нелепая, трагическая смерть.
Мать и сестра убивались по Тонечке, по крайней мере, у людей на глазах. Особенно Рая: полумертвую увели ее с кладбища. Слава каждый день ходил к могиле. Он был как каменный и не слышал перешептывания соседок, что, видать, совесть нечиста у Раисы, в больнице ведь так и не удалось установить, кто дал Тоне соленый огурчик.
Недели через две после похорон подкараулила Славку в проулке бывшая теща, придержала за рукав.
— Постой, зятек, разговор у меня к тебе имеется серьезный! Ты меня, Слава, прости, Тонечку не вернешь, а живой о живом думает. Кто тебе дочь без родной матери растить поможет? Бери-ка ты замуж Раису. Она тебя любит, Тоню любила, дитю вашему хорошей матерью будет. Да и ты когда-то от Раечки без ума был, глядишь, и вернется старое. Что скажешь?
Посмотрел Славка на бывшую тещу тяжелым взглядом, сказал, как отрезал:
— Нет!
— Тогда извиняй, дорогой зятек, мы у тебя все Тонечкино приданое обратно заберем. Мне еще о старшей дочери думать надо, найдется и для нее хороший человек, не один ты на белом свете мужик.
Слава лишь плечами пожал:
— Берите все, что вам надо.
Забрали жадные тещины ручки все подчистую.
Бог миловал Вячеслава — он не сошел с ума и не спился, а завербовался на Север, на золотые прииски. Прижился там, забрал мать с дочкой к себе. Потом мать умерла. Остался Вячеслав вдвоем с дочерью, да так и не женился больше — не нашел такую, как Тонечка.