Было странно. Неужели она просто по молодости, по глупости бросила эту квартиру, чтобы она погибала? «Дура!» — вслух сказала Юлия Николаевна, выглядывая в окно. Она злилась.
Дочь могла вообще отдать ей эту большую трехкомнатную квартиру, а не позволять матери ютиться здесь. Но когда Юлия Николаевна увидела знакомый силуэт, она просто обомлела. Она была уверена, что видит того самого алкаша, за которого выдала дочь, и с трудом верила, что это он идет по тротуару.
Выглядел он гораздо лучше, чем при их последней встрече, но это все равно был он. Юлия Николаевна успела только куртку на плечи накинуть, выскочила в одном халате во двор и тут же торопливо пошла в его сторону. «Вова, я не поняла! Господи, она что, соврала мне, что ли? Да разве так можно?» — возмущенно повторяла Юлия Николаевна, понимая, что дочь с ней особо не церемонилась.
Сосед, за которого она выдала свою дочь, в надежде избежать позора, улыбался, смотрел на нее так, как будто бы произошло нечто радостное и счастливое. Вот только если смотреть на ситуацию со стороны самой женщины, ничего радостного она не видела, только злилась еще сильнее от того, что он стоял, улыбался, даже не подозревая, что дочь ее заживо его похоронила. «Ты вообще в курсе, что Маринка здесь всем рассказывает, что ты якобы умер? Она мне сказала, что ты умер и квартиру оставил.
Я так удивилась, так за тебя переживала!» — тут же переобулась Юлия Николаевна. «Ну, можно и так сказать. Она меня, считай, с того света достала.
Так что будем считать, что она права», — сказал Вова с улыбкой. Юлия Николаевна все еще не понимала, что происходит, и злость ее на него была более чем оправдана. «И чему ты улыбаешься? Дурак дураком, ей-богу! Ты что, не понимаешь, что она всем тут разболтала, что ты ей квартиру оставил? Да сейчас тебя каждый, кто увидит, будет в обморок падать, что ты живой!» — воскликнула она.
«Так она вроде только тебе и сказала, так что, думаю, никто в обморок падать не будет», — сказал Вова. Только сейчас Юлия Николаевна стала понимать, что все это часть какого-то заговора, и что они вдвоем решили надуть ее. Она так разозлилась, так хотела поставить их обоих на место, но понимала, что это уже невозможно.
«Все изначально мы так и рассчитывали. Ты когда ко мне пришла, сказала, что хочешь дочку замуж выдать насильно. Я обалдел, не поверил даже.
Первым делом к ней пришел. Говорю ей, мол, так и так, мать у тебя чокнутая, вот мы решили, что все сделаем вот так. Я ей даю возможность от тебя сбежать, получить назад дом, который она сама себе купила, а взамен она мне оплатит полностью лечение в наркологической клинике.
Я все это время в больнице лежал, теперь прохожу еще 12 шагов. Глядишь, скоро совсем буду здоровым, как раньше, так что я больше не капли с того дня», — сказал Вова, опять растягиваясь в улыбке. Она вообще не понимала, с чего вдруг он улыбается.
Хотелось со всей дури стукнуть его, чтобы он понял, насколько он сейчас неправ. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы он закрыл свой рот, чтобы она сказала что-нибудь такое, чтобы он ошалел и пожалел, что так с ней и поступил. «Вы что, решили меня дурой выставить?» — возмущенно спрашивала Юлия Николаевна.
«Нет, Юля, это ты сама себя дурой выставила», — сказал он. Юлия Николаевна молчала. Она слушала его буквально в пол уха, и ей хотелось, чтобы он рассказал ей что-нибудь еще.
Она придержит свою ярость, но только ради того, чтобы узнать чуть больше, куда устремилась дочь и какие у нее теперь планы на ближайшее будущее. «И куда же она тогда поехала?» — спросила Юлия Николаевна, в ожидании, что он ответит. «Ну, если она тебе не сказала, значит, тебе знать ей не обязательно.
Ты меня извини, Юля, но ты достаточно уже дел наворотила со своей дочерью. Пусть она хоть спокойно поживет нормально. Она и так ребенка потеряла из-за того, что так переживала», — сказал Вова.
Алкаш-сосед нравился ей гораздо больше, чем этот трезвенник. Она злилась на него, и больше всего ей не нравилось, что он так себя ведет. Она думала, что он на ее стороне.
Она ему свою молоденькую дочь, а он избавляет ее от позора. А теперь вообще все перемешалось, и непонятно было, кто и как наказан. «Ты Бога не боишься? Родную дочь от матери прячешь.
А если я в полицию пойду, заявлю, что ты ее, видите ли, спрятал», — вдруг закричала Юлия Николаевна. В этот момент ее вообще не волновали ни соседи, ни возмущение, ни возможный сплетник. Она сейчас так злилась, что все остальное уже абсолютно теряла важность и не имела никакого смысла.
«А ты сама Бога не боишься? Довела свою дочь до выкидыша, можно сказать? А ты ребенка ее убила? А все почему? Боялась, что какая-нибудь тетя Глаша скажет тебе, что ты плохая мать? Зато ты сейчас хорошая, нечего сказать. Давай, иди отсюда. Не скажу я тебе ничего.
Мы с ней уже не женаты. Она свою часть сделки выполнила, я свою тоже выполнил. Так что мы с ней в расчете.
А тебя в этот расчет вообще никто не принимал. Я не удивлюсь, что ты еще и на мою квартиру лапы протягивала», сказал Вова. Юлия Николаевна закусила губу.
Сказать ей было нечего. Она не знала, что делать дальше. Просто круто развернулась и пошла домой.
Она позвонит сыну, расскажет ему все, что случилось, и заставит сына встать на ее сторону. А если сын откажется, то она его лишит наследства. А лучше она позвонит дочери и скажет, что она ее лишает наследства.
Тогда дочь точно опомнится и поймет, как была неправа. Юлия Николаевна пришла домой. Первым делом схватила телефон.
Она стала набирать своему сыну в надежде, что он ее поймет. И как только он взял трубку, она вывалила на него всю ту информацию, которую так долго копила, в надежде, что он поймет ее, поддержит, окажется на ее стороне. Рассказывать все подруге было бесполезно.
Она будет только злорадствовать, говорить, что Юля сама во всем виновата, что она ее обо всем предупреждала. В общем, все как всегда. «И что ты хочешь? Чтобы она опять приняла тебя с распростертыми объятиями? Мам, я тебя очень люблю, но ты человек очень тяжелый, и порой с тобой невозможно общаться, налаживать отношения.
Я понимаю, почему она сбежала, и я не собираюсь тебе помогать, чтобы опять запереть ее в четырех стенах», — сказал сын. «Ты был единственный человек, на которого я рассчитывала. Я думала, что ты меня поддержишь.
А ты что?» — возмущалась женщина, не понимая, как сынок от нее сейчас отказывается. «Слушай, мама, но она же взрослая уже. Неужели ты не понимаешь? Она сама может выстроить свою жизнь.
Наверное, поехала в дом. Ну, я не знаю, оставь ее в покое. Хотя бы на несколько месяцев.
Пусть она успокоится, придет в себя. А потом, когда она немного позабудет все то, что ты сделала, может у тебя и получится с ней помириться. Хватит на нее наседать.
Ты явно этим никак положение не исправишь», — сказал он. Юлия Николаевна слушала своего сына. С одной стороны, ей казалось, что он, в принципе, прав.
Нужно было бы дать дочери время, чтобы она успокоилась. «Она мне соврала. Сказала, что муж умер, и что она вся такая святая и замечательная, получила от него квартиру», — возмущалась Юлия Николаевна в надежде, что хоть какой-то из сказанных фактов заставит сына принять ее сторону.
«Мам, так она тебя проверила просто. Будешь ты претендовать или нет? И в очередной раз ты проверку завалила, скорее всего. Дай угадаю.
Ты, скорее всего, заявилась к ней и начала говорить, что ты имеешь такие же права на эту квартиру, как и она. Очень уж ты предсказуемая, к сожалению. Ладно, у меня работа, мне сейчас вообще не до всех этих глупых разговоров».
«Я рад, что ты жива-здорова, что у сестры наконец-то хватило смелости съехать от тебя. Но правда, мам, давай, взрослей, налаживай собственную жизнь. Хватит портить жизнь собственным детям», — сказал мужчина.
Сказать, что она была удивлена словами своего сына, это не сказать ничего. Но она уже не могла ничего ему ответить. Он просто бросил трубку, просто оставил её без поддержки.
Юлия Николаевна после разговора с сыном чувствовала себя брошенной. Внутри всё клокотало. Хотелось позвонить дочери, проучить её, заставить её уважать себя.
Хотя на деле всё было далеко не так легко. Она не могла сказать сыну, что лишит его наследства, потому что ужасно боялась потерять его расположение. Но вот дочери она могла такое сказать.
К тому же у неё для дочери была особая новость, которую она приберегла напоследок. Юлия Николаевна схватила телефон, тут же начала названивать дочери. Первое время Марина не брала трубку.
Но потом, когда остановила машину, включила аварийку, всё-таки взяла телефон, чтобы ответить матери. Но сделала она это только для того, чтобы мать перестала трезвонить. А то уже казалось, что нет конца и края её звонкам.
«Мам, мы же с тобой договаривались. Ты оставляешь меня в покое. И всё.