То есть она подложила свою дочь под алкаша, та получила квартиру, а сама Юлия Николаевна не получит совершенно ничего? Как-то это было нечестно. Юлия Николаевна только рот хотела открыть, чтобы начать говорить, но дочь подняла руки. — Знаешь, я думаю, что тебе сейчас вообще не стоит ничего говорить.
Давай ты просто молча отсюда уйдешь. Мы с тобой больше не будем общаться, не будем разговаривать, и на этом все. После того, что ты сделала, как ты изуродовала мою жизнь, я не хочу с тобой больше никак общаться, контактировать, делать вид, что ты моя любимая мамочка и все в этом духе.
Единственное, чего я хочу, чтобы ты ушла из этой квартиры, — сказала Марина настойчиво. — Как ты смеешь со мной так вообще разговаривать? Да я, можно сказать, подарила тебе эту квартиру. А теперь ты будешь дальше меня винить? — воскликнула Юлия Николаевна, абсолютно игнорируя просьбу дочери.
Она смотрела на нее во все глаза и поверить не могла, что дочь теперь общается с ней подобным образом. — Ну уж нет. Хватит думать, что это все только твоя заслуга.
Давай, вон дверь, вон обувь твоя. Собирайся и выходи из квартиры. Не хочу с тобой ни разговаривать, ни общаться, ничего.
Я тебе сказала, отношения с тобой после произошедшего я поддерживать не буду. Это уже не моя проблема. Поздновато ты вдруг решила налаживать со мной отношения, — сказала Марина.
Она выставила мать за дверь, захлопнула дверь в квартиру. И теперь мать, которая осталась на лестничной клетке, совершенно ошалевшая, удивленная поведению дочери, не знала, как реагировать. Она забарабанила в дверь, но, естественно, дочь не открыла.
Юлия Николаевна, когда вернулась домой, с трудом представляла, как сможет пережить новости, которые она узнала. То она думала о дочери, которая потеряла ребенка, то об этом алкаше, который внезапно оказался самым настоящим богатеньким Буратино, заполучив квартиру. И когда она могла упустить новость о том, что его больше нет? Если бы она узнала об этом раньше, пришла бы к дочери, успокоила бы ее.
Может быть, это стало бы поводом для примирения? Но теперь оказалось, что Юлия Николаевна не собирается ничего решать и предпринимать. Она стояла возле окна. Надо было еще раз сходить, поговорить с дочерью, попытаться выяснить, как все это произошло.
Она хотела только одного – чтобы дочь поделилась с ней квартирой или хотя бы признала тот факт, что она заполучила эту квартиру только благодаря матери. А вот отказалась бы от замужества, лишилась бы и дома, и квартиры. А теперь у нее был собственный дом, квартира.
Неужели нельзя было хоть чем-то поделиться с матерью? Юлия Николаевна негодовала от поведения дочери. Однако, видимо, самой дочери было на это глубоко наплевать. И она вообще не старалась наладить отношения с матерью.
Сегодня, когда они поговорили в квартире Марины, они больше ни разу не созвонились и не переписывались. Последнее время Юлия Николаевна думала, что дочь ее уже не простит. Однако старалась не думать о произошедшем.
«Если ты сейчас не пойдешь, не поговоришь с ней, потом отношения ты уже не наладишь. Да если честно, мне кажется, ты уже не сможешь с ней никакие отношения наладить», сказала подруга, когда они оказались наедине. «И опять ты меня делаешь виноватой?», спросила Юлия Николаевна, закатывая глаза.
«А ты опять считаешь, что вообще ни при чем? Может быть, если бы ты свою дочь замуж не выдала, она, может, ребенка и не потеряла. Так что тут уж как посмотреть, кто прав, кто виноват?», сказала подруга. Она этого ребенка вообще не хотела.
«Так что не надо на меня всю ответственность перекладывать. Так что, может быть, я этому ребенку шанс дала. Да только ее сам Бог наказал, чтобы она не родила никого.
Ты только послушай. Я ее, значит, замуж выдала, она получила возможность, а в итоге я осталась с пустыми карманами. Да я имею такие же права на эту квартиру, как и она сама», — возмущалась Юлия Николаевна.
Она аж брызгала слюной от злости. Она вся закипала, как старый чайник на плите. Подруга только покачала головой.
Уже и так было понятно, что Юлию Николаевну не переубедить. Сама Юля ходила, злилась, видимо, до последнего надеялась, что все-таки сможет переубедить свою подругу, чтобы та встала на ее сторону. «Я пойду к ней и скажу, что я тоже имею право на эту квартиру.
А если она не хочет со мной ничего делить, то я тогда устрою ей по первое число. Посмотри на нее. Она ведь все это получила только благодаря мне.
Она не имеет права мне никак отказывать», — уже повторялась в своих рассуждениях Юлия Николаевна, негодуя и прокручивая в голове все произошедшее. «Юлька, прекрати. Ты из-за своей меркантильности потеряешь дочь.
Она и так с тобой общаться не хочет. А теперь и вовсе оставит тебя одну, когда ты уже будешь старая и никому не нужная. Прекрати так себя вести.
Опомнись, ты же сейчас сама себя в эту могилу вгоняешь», — закричала подруга, схватив ее за плечи и начиная трясти, как тряпичную куклу. Юлия так и обалдела от такого отношения, что, схватив за плечи подругу в ответ, оттолкнула ее от себя. «Много ты понимаешь.
Ты не знаешь, какие у нас отношения, а я знаю. И знаю, что имею право на эту квартиру. Она обязана со мной делиться.
Обязана, понимаешь? Ты пожалеешь о том, что так себя ведешь. Мне жаль, что ты отказываешься меня слушать. Но я так понимаю, я уже тебе ничего объяснить и доказать не смогу», — спокойно сказала подруга.
«Хочешь, разрушай свою жизнь дальше. Только потом не начинай рыдать мне у плеча, когда поймешь, что произошла беда». Юлия Николаевна только отмахнулась.
Сама лично она считала, что все делает правильно и что прощение дочери — это только вопрос времени. Она все еще прокручивала в голове возможный разговор с дочерью и уже не хотела общаться с подругой. Когда Юлия Николаевна осталась одна, она отрепетировала речь, которую скажет перед своей дочерью.
Несколько раз она повторила эту речь перед зеркалом и уже убедилась, что все у нее получится. Она должна была все это высказать и должна была заполучить либо саму квартиру, либо возможность получить деньги от продажи этой квартиры. Юлия Николаевна собралась идти к дочери.
Предчувствие было довольно противное, как будто бы она уже на подходе знала, что разговор не увенчается успехом. Но она должна была с ней поговорить либо сейчас, либо никогда, потому что дочь явно не настроена на налаживание отношений. «Не помиришься с дочерью — останешься одна», — повторяла себе под нос слова подруги Юлия Николаевна.
Она явно не верила, что подруга говорит дельные вещи и собиралась сделать только одно. Надо было только прийти к дочери, высказать ей свои аргументы, а затем получить квартиру. Юлия Николаевна стояла возле двери, которая вела теперь в квартиру дочери.
Ее трясло от одной только мысли, что она выдала ее замуж за алкаша, а в итоге дочь получила возможность получить квартиру. Юлия Николаевна злилась, что дочь, вместо того, чтобы оценить широкий жест матери, вообще ни черта не сделала. Мало того, что сама первая не пошла мириться с матерью, так еще и делала вид, как будто бы мать во всем и виновата.
И когда Юлия Николаевна думала об этом, ее все так злило и раздражало, что просто слов никаких не было. Она хотела стукнуть кулаком, как-то воздействовать опять на свою дочь, как раньше, но уже и так было понятно, что никакого влияния на дочь она не имеет. Когда Марина открыла дверь, Юлия Николаевна увидела, что у нее за спиной стоят коробки.
— А ты что это, переезд задумала? — спросила мать. У нее сразу закралась внутри надежда. Что, если дочь решила все-таки продать квартиру и поделить деньги с ней? Что, если она решила продать квартиру только для того, чтобы отблагодарить мать за такую помощь? У Юлии Николаевны на лице невольно появилась улыбка, которая, как всегда, раздражала ее дочь, которая в последнее время уже не переносила на дух все то, что творила ее мать.
— Это тебя никак не касается. Зачем ты пришла? Опять в очередной раз будешь мне говорить, что я не права? Или чего ты хочешь? — спросила она, наблюдая за действиями матери. Каждый раз, когда Марина теперь видела мать, взгляд у нее становился потухшим, уставшим и несчастным.
Но она старалась держать себя в руках. Нужно было сделать это хотя бы ради себя самой, если уж не ради матери. Она не хотела с ней мириться, хотела обрести только внутренний покой, ощущение, что она все делает правильно.
Она хотела уехать до того, как заявится мать, но, видимо, не удалось сделать все быстро, тихо, не привлекая к себе внимания. — Я тут поговорить с тобой пришла. Слушай, но мы же не будем отрицать, что ты получила эту квартиру только благодаря мне.
— спросила мать, тут же приступая к той части разговора, которую тщательно отрепетировала, и теперь ожидала, что дочь достойно воспримет ее слова и попытку наладить с ней отношения. Но когда Марина закатила глаза, женщина поняла, что дочь не собирается ее слушать. Более того, она не собирается налаживать никакие отношения, и единственное, что хочет ее дочь, чтобы та оставила ее в покое.
— Я тебе помогла выйти за него замуж. Только благодаря мне ты получила эту квартиру. Ты можешь сколько угодно вести себя так беспардонно, как сейчас, но ты обязана признать, что ты получила эту квартиру только благодаря мне.
Если бы я не выдала тебя замуж насильно за него, ты бы осталась без квартиры, — сказала мать. — Если бы ты не выдала меня за него замуж насильно, у меня, может быть, сейчас был бы ребенок, — сказала Марина, наконец-то настояв на том, чтобы мать придержала язык. — Да как ты смеешь так со мной разговаривать? Это же ты у нас такая бракованная вдруг оказалась, что не смогла даже ребенка выносить! — возмущенно выкрикнула Юлия Николаевна.
Она понимала, что такие фразочки явно не помогут ей наладить общение с дочерью. Вот только она уже не могла себя сдержать, и когда злилась, все было чересчур сложным. Она уже не могла себя корректировать, исправлять, пытаться хоть как-то наладить сложившуюся ситуацию.
Если Юлия Николаевна начинала злиться, то уже никакими силами не сможет перестать лить грязь, пока не успокоится. — Ты его сама в могилу свела, что ли? Ты думаешь, что я все это сделала только ради того, чтобы себя обезопасить? Да я знала, что у него квартира. Вот и посадила тебя как утку, чтобы ты все получила, неблагодарная девчонка.
Ты еще вспомнишь, как я тебе помогла? Да только будет поздно. Возьму и больше вообще с тобой общаться не стану, — закричала мать. — Если ты не станешь со мной общаться, я буду очень тебе благодарна.
Пожалуйста, мама, уйди отсюда. Правда, я как тебя вижу, у меня сразу внутри все обрывается. Не хочу с тобой общаться, разговаривать, делать хоть что-то.
Просто давай мы с тобой закончим все это, хорошо? Ты пойдешь в освояси, я займусь своей жизнью, и на этом наши с тобой пути разойдутся, — пыталась спокойно сказать Марина. — Я тебе уже сказала, не хочу с тобой общаться. Я вообще не хочу ничего, за что ты так свято борешься.
Юлия Николаевна была просто в шоке. Она смотрела на свою дочь и не понимала, как та могла так жестоко с ней поступить. — Если ты сейчас не закроешь рот, если ты не поговоришь со мной нормально, поверь, я вообще не буду больше даже пытаться с тобой наладить отношения.
А ты меня знаешь. Если уж я сказала, что не буду что-то делать, значит ни за какие ковришки ты меня уже не заставишь. Продавай квартиру, отдавай мне долю, как хочешь.
Я заслужила быть в этой квартире, и я заслужила получить хоть что-то. Недовольным голосом воскликнула женщина. Марина не стала разговаривать с матерью, она просто закрыла демонстративно рот на замок, и оскорбленная Юлия Николаевна вылетела из квартиры.
Она продолжала осыпать ее проклятиями, но уже гораздо тише, чтобы как можно меньше людей в подъезде, услышали это, и чтобы не поползли многочисленные сплетни. Юлия Николаевна пришла домой, уставилась в окно. Она видела, как ее дочь складывает вещи в машину.
Либо она уезжала куда-то на долгий срок, либо переезжала насовсем. Одно было ясно точно. Что бы она ни задумала сделать с квартирой, явно не собирается делить ее с матерью.
Этот факт настолько раздражал, что Юлия Николаевна не могла думать вообще ни о чем, кроме как о том, что дочь лишила ее квартиры. Она не принимала во внимание тот факт, что она сама вынудила дочь так поступить. Не думала о том, что она сделала все, чтобы выдать дочь замуж насильно.
Она ведь шантажировала ее тем, что продаст ее собственный дом, а теперь считала, что все сделала правильно. Она не принимала во внимание даже то, что Марина потеряла ребенка от стресса. И во всем этом стрессе была виновата сама Юлия Николаевна.
Мозг ее как будто бы вычеркивал все это, оставляя только то, что только благодаря матери она обрела такой подарок судьбы. Когда Марина сложила все вещи, то кому-то позвонила. Когда Марина разговаривала по телефону, у нее был довольно странный взгляд.
Улыбка растянулась по лицу, появился здоровый румянец, не было больше той удрученности, того горя в лице. Юлия Николаевна отказывалась верить, что грустной и несчастной ее дочь выглядит, только когда она сама оказывается рядом с ней. Больше всего ее раздражало, что родная дочь продолжает игнорировать тот факт, что мать помогла ей с квартирой.
И вот Марина села в машину, завела автомобиль, уехала прочь. Прошел день, два, неделя, но Марина так и не вернулась. Новые жильцы так и не заехали…