Это было красивое жемчужное ожерелье, словно созданное специально для Лизы. Оно подчеркивало ее шею и мягко переливалось на солнце. К ожерелью прилагалось письмо.
В нем парень снова приглашал Лизу к себе и делал предложение руки и сердца. По традициям его народа, жених должен был представить невесту родителям и получить от них благословение, после чего должна была состояться шумная свадьба со множеством гостей и родственников. Лиза словно ждала этого письма.
Она оживилась и принялась собираться в путь, не обращая внимания на возражения матери и Алены. «Что, если они тебя там съедят?» То ли пошутила, то ли всерьез предположила Алена. «Там ведь у них каннибализм и все такое.
Помнишь фильм «От каннибалов»?» Лизу ее опасения только рассмешили. «Ну какой каннибализм, ты о чем?» – отмахнулась она, любуясь подарком Фаррея. «Он живет в городе, где живут такие же люди, как мы с тобой.
Просто у них другой цвет кожи, вот и все». Ольга Николаевна тоже подняла тему диких обычаев африканских племен. А еще вспомнила недружелюбную африканскую флору и фауну.
Но Лиза была непреклонна. Как бы то ни было, предрассудки близких были слишком слабы перед охватившей Лизу страстью и жаждой чего-то нового и неизвестного. И она, получив от Фаррея деньги на билет, отправилась к нему.
Фаррей радушно встретил Лизу в аэропорту, угостил вином собственного приготовления и усадил в огромный белый внедорожник. Когда машина была уже далеко от аэропорта и выезжала из города, Лизу вдруг охватило какое-то странное оцепенение. Все ее чувства были обострены, но в глазах стоял туман и во рту было как-то сухо, будто кто-то бросил туда горсть песка.
Девушка взглянула на Фаррея и хотела спросить его, что с ней такое. Но язык ее прилип к гортани, и она лишь издала глухой стон. В окна машины летел песок, и было так жарко, что одежда Лизы промокла от пота и липла к телу при каждом ее движении.
Вскоре она не выдержала, закрыла глаза и уснула, убаюканная размеренным шумом двигателя и вибрацией под ногами. Первое, что увидела Лиза, когда очнулась, была большая толпа народа. Взрослые дети обступали ее кругом и тянули к ней руки, а она шла рядом с Фарреем, и тот поддерживал ее за локоть.
Все собравшиеся были одеты в белые длинные одежды и держали в руках большие толстые свечи, так что, несмотря на наступившую ночь, вокруг было светло как днем. Лиза и Фаррей сделали несколько шагов, затем остановились и к ним подбежал какой-то невысокий мужчина с бритой головой. Он поднес молодым чашу и первым из нее отпил Фаррей, а потом передал ее Лизе.
Девушка сделала небольшой глоток. Вкус напитка напоминал молоко с медом, хотя он на цвет был прозрачным, как вода. Когда они стояли у алтаря, им возложили на голову легкие диадемы, а Фаррей надел Лизе кольцо на палец.
«Теперь ты моя жена», — сказал он тихо, — «а я твой муж». Он поднял руку Лизы с кольцом вверх, демонстрируя ее гостям. И те громко выдохнули, побросали свечи на землю и принялись танцевать.
Они скакали, взмахивали руками, кричали и визжали. А Фаррей, не обращая на их пляски никакого внимания, провел сквозь них Лизу и направился в большой белый шатер. Когда они вошли в него, Фаррей толкнул Лизу на лежащие на полу подушки и лег рядом с ней.
Утром Лиза проснулась уже в другом месте. Она лежала на высокой кровати, которая находилась у белой мраморной стены. А высоко вверху под белоснежным потолком висело несколько птичьих клеток, и тишина то и дело оглашалась криками их обитателей.
Девушка поднялась с кровати и тут же вновь запрыгнула на нее, потому что с другого конца комнаты за ней внимательно следили несколько девушек разных возрастов и разных национальностей. «Кто вы?», спросила Лиза сначала на своем, а затем уже по-английски. «Что вы тут делаете?», девушки не ответили и продолжали стоять неподвижно, как статуи.
Спустя какое-то время от них отделилась одна, белокожая с короткими волосами и одетая в серое платье. Она подошла к Лизе и села у ее ног. «Добро пожаловать в наш гарем», сказала она на родном языке.
«Я Женя, третья жена Форея». Она начала указывать на остальных девушек и называть их имена и номера. Самой старшей женой оказалась вьетнамка, ей было уже за тридцать, и у нее уже было двое детей.
Потом была итальянка, мексиканка, кореянка, еще одна европейка и, наконец, сама Женя. «Форей любит европеек», пояснила Женя. «Не знаю, что его привлекает в нас, но мы ему нравимся больше других».
Лизе стало дурно. Слова Жени звучали глухо, будто из-под земли. «Какой еще гарем?» – перебила она девушку, когда та рассказывала ей о правилах поведения в доме.
«Что ты несешь?» Женя обиженно вскочила и нахмурилась. «Такой, самый обычный гарем», – отозвалась она с усмешкой в голосе. «Дома надо было сидеть, дура, хотя это и ко мне относится».
Она вздохнула, взяла Лизу за руку и повела к выходу. Та следовала за Женей, как в полусне. Вокруг мелькали какие-то низкорослые пальмы, по которым прыгали мартышки….