Варенька жила с бабушкой в селе, с красивым названием Серебряные росы, и места там были тоже очень красивые. Варя любила встать на зорьке и перед хлопотным днём сбегать на реку по Серебряной росе, холодящей ноги, и сплавать, борясь с течением, на тот берег и обратно. Это давало бодрость и отличное настроение.
Вплоть до самой хмурой осени так плавала через реку, а уж фигура у Вари от таких заплывов была, хоть скульптуру с неё лепи в музей. А потом бабушке не стало. Варя бродила как потерянная, то и дело плакала, горевать не переставала.
А вот плавать на реке перестала, потеряла себя, что-то в ней надломилось. Павел приехал в их село в наказание. Родителей сослали в ссылку, чтобы попритих и поубавил спесь.
Стал он постоянно дерзить, грубить родителям, выпивать, занятия прогуливать безбожно, рискуя вылететь с первого курса, так и не перейдя на второй, и совсем вышел из-под контроля. Семейный совет решил, что в сельской глуши Павел присмиреет, над своим поведением подумает.
Сначала Павел бушевал, конечно, бабушке своей, Анне Григорьевне, изрядно крови попортил и нервы помотал.
То он есть отказывался, то молчал днями, то допоздна домой не возвращался из сельского клуба. Там он и познакомился с Варей, которая пришла смотреть кино. Крутили любовь и голуби.
Заметная девушка сразу привлекла его внимание. Стройная, атлетичная, как спортсменка и с длинной каштановой косой. Варвара краса, долгая коса, как из старой сказки.
«Ух, какая краля точеная! Кто такая?» – спросил он у местных ребят, с которыми заприятельствовал. – Федоровны внучка. Покойной.
Осенью бабка померла. – Я разве про Федоровну вашу спрашиваю? Нужна она мне сто лет. Мужик есть у этой крали?
Любовь-морковь? – Ты что, какая любовь-морковь? Варька у нас девка серьезная, случайных амуров не крутит, строгая, сама по себе.
Недотрога она у нас. – Недотрога, говорите? Угу. Видали мы и не таких недотрог.
Потрогаем. Девка была кровь с молоком. В городе таких Павел не встречал.