Его диагнозу доверяют. — В общем так, иди в спальню и успокойся, иначе тебя прямо сейчас увезут в больничку. Маша отшатнулась от мужа, его лицо перекосило гримасой ярости.
И в этот момент с ним бороться было себе дороже. Маша ушла в спальню под довольный смех Насти. Потом хлопнула дверь, и муж с любовницей ушли.
А Маша упала на кровать и зарыдала. Что толку от того, что она собирала доказательства? Что муж ее задумал против нее недоброе? Он, оказывается, всему миру уже объявил о ее недееспособности. И попасть в больничку — это только вопрос времени.
В конце концов, что стоит ее запись на диктофоне? Да ничего. Сложно будет доказать, кто говорит, когда и где. Может быть, эти слова вообще вырваны из контекста другого разговора? Лекарства? Где доказательства, что она не сама его достала? А телефонный разговор с любовницей — просто ее выдумка.
Виктор все может обыграть так, что ее же слова будут против нее. Маша была растеряна и раздавлена. Рухнула ее счастливая жизнь.
Все ее планы и ожидания. Муж теперь будет действовать в открытую. И что с этим делать, Маша не знала.
А ночью ей приснился сон. Она шла по осеннему парку, под ногами шуршали листья, светило яркое солнце, и так было тепло и радостно на душе, словно на него ничего страшного и не случилось в ее жизни. Неожиданно к Маше подбежала огромная собака, черная, лохматая.
Тихая радость сменилась паническим ужасом. Она не могла ни пошевелить ни ногой, ни рукой. Крик застыл в горле.
Собака не нападала, она просто стояла на тропинке и не давала Маше пройти. Наконец, немного придя в себя, женщина попыталась шагнуть в сторону, но с обеих сторон дорожки вдруг выросли колючие кусты. Обернулась назад, а там девочка бежит, маленькая совсем, лет шесть ей.
Увидела Машу и как закричит. «Мама, не бойся, дружок такой добрый!» Девочка подбежала к Маше, руки протянула, женщина отшатнулась от ребенка. «Мама, у нее нет дочери! Ее малышка умерла!» А девочка только головой покачала, осторожно обошла Машу, приблизилась к собаке, погладила ее.
«Пойдем, дружок, нас никто с тобой не любит», — громко сказала девочка. И они пошли по тропинке вперед, маленькая девочка и огромная черная собака. Еще мгновение, и они растаяли, как дымка.
А Маша хотела было следом побежать, да ноги словно в землю вросли. Девочка, странная девочка. Маша так и не разглядела ее лица, как в тумане оно было, и только звонкий голосок стоял в ушах.
«Мама!» Женщина даже проснулась от этого крика, сердце бешено колотилось, лепкий пот выступил на лбу, конечности словно окаменели. Маша с трудом села. Что это за сон? Неужели ей приснилась собственная дочь? Ни разу не снилась ведь? Да, в этом году ей было бы столько же, как той девочке из ее сновидения.
Зачем она к ней приходила? Маша задавала тысячу раз себе этот вопрос и не находила на него ответ. «Господи, я правда схожу с ума», — прошептала Маша. Она глубоко вздохнула, прислушалась.
Виктора не было в доме. И хорошо. Встреча с мужем была бы для нее сейчас самым тяжелым испытанием.
Как смотреть на него? Как с ним разговаривать после того, что вчера было? И тут у нее зазвонил телефон. Неизвестный номер. Маша после некоторых колебаний взяла трубку.
«Здравствуйте, Мария Сергеевна?» — услышала она в трубке незнакомый женский голос. «Да, это я», — осторожно ответила Маша. «Вас беспокоят из детского дома.
Меня зовут Анна. Я работаю воспитателем в дошкольной группе. Ваш номер мне удалось узнать в поликлинике, которой вы прикреплены».
«И с каких это пор там раздают номера?» — неприятно удивилась Маша. «И вообще зачем вы мне звоните?» «Это долгий разговор. И не по телефону», — ответила ей Анна.
«Давайте встретимся. Я вам все объясню». «Ну, давайте», — с сомнением произнесла Маша.
Неужели Виктор опять что-то придумал? — подумала женщина, но тут же отмела эту мысль. Может быть, в детском доме узнали, что она в прошлом фотограф, и решили заказать у нее фотосессию для своих воспитанников в качестве безвозмездной помощи. Маша решила не гадать, вот встретится и все узнает.
Они договорились встретиться в центре города, в небольшом кафе, через пару часов. Зайдя в кафе, Маша так и замерла. Она сразу узнала ту женщину, с которой Виктор встречался чуть больше недели назад в парке.
В руках она держала сложенную газету. Как и сказала при телефонном разговоре, когда Маша спросила, как ее узнать при встрече. Сердце Маши застучало тревожно.
Неужели Виктор что-то еще придумал? — Анна? — Маша подошла к женщине. Светловолосая, миловидная женщина подняла голову и осторожно кивнула в ответ. — Вы Мария? — Да, я вас слушаю, — ответила Маша, села и в упор посмотрела на ту, которую неделю назад еще считала разлучницей.
Сейчас, конечно, понимала, что ошиблась тогда, но явно ничего хорошего ей этот разговор не сулил. По крайней мере, Маша так чувствовала и была настроена на самое плохое. Она была сжата, как пружина и могла дать отпор в любую секунду.
Если эта барышня будет ей что-то предъявлять, говорить о Викторе, да пусть его забирает и делит вместе с Настей, как хочет. За эту неделю любовь Маши к мужу сошла на нет. Она чувствовала, что просто люто его ненавидит.
Но вначале проясните вопрос, кто вам дал мой номер телефона? Как я сказала, в вашей поликлинике мне помогли. Но это, поверьте, из самых добрых побуждений. Не сердитесь.
Анна умоляюще посмотрела на Машу своими огромными голубыми глазами. Просто сложилась такая ситуация, что я не знаю, кому больше обращаться. Я до этого общалась с вашим мужем, попыталась ему все объяснить, но он, наверное, не понял всю серьезность ситуации, дал десять тысяч и все.
Но это очень мало. Стоп! Маша подняла руку, чтобы остановить свою собеседницу. Я ничего не понимаю.
Какие десять тысяч? И что за ситуация? Как? — ахнула Анна. — Он вам ничего не сказал? Анна, что он должен был мне сказать? Маша начала уже злиться. Что за представление разыгрывает перед ней эта барышня? Маша, вашей дочери требуется серьезная операция.
Иначе она может навсегда потерять зрение. Верочка стоит в очереди на бесплатную операцию. Но боюсь, что мы можем потерять время.
Врачи сказали искать спонсоров. А где их искать? Они все только в телевизоре, все такие щедрые. А на деле? Вот я и вспомнила, что у Веры есть свои родители.
Посмотрела, узнала. Оказалось, что вы живете весьма состоятельно. Почему бы не помочь родному ребенку? Маша обомлела, слушая ее.
Что она вообще несет? Как вам не стыдно? — наконец произнесла Анна, и слезы навернулись на глаза. Маша часто заморгала. — Вы бессердечная и подлая.
Как вы можете такое говорить? Моя дочь умерла в роддоме шесть лет назад. А вы тут сейчас сидите и говорите мне про какого-то ребенка. По-вашему, получается, что я бросила собственную дочь? Я ее похоронила шесть лет назад.
Теперь Анна смотрела на нее с изумлением. — Простите, ваш муж Виктор Степанов — редактор нашего городского журнала? — проговорила она смущенно. — Да, это мой муж.
Вскинув голову, ответила Маша, а потом опустила и закрыла лицо руками. Наша дочь умерла, родившись в двадцать две недели. Врачи не смогли ее спасти.
У малышки остановилось сердце. Если что, у меня есть свидетельство о смерти. — Какое свидетельство, когда я сама видела заявление об отказе от ребенка вами, подписанное? Анна часто моргала, ничего не понимая.
— Нет, ваша девочка жива. Вера. Вера Степанова.
Я по фамилии начала искать. Думала, она у нас подброшенная. А потом заведующая сказала, что от нее отказались родители, так как девочка родилась глубоко недоношенная.
Якобы побоялись, что ребенок инвалид будет. Я сама видела документы об отказе от ребенка. Там ваша фамилия, имя, отчество и подпись ваша.
— Я ничего не подписывала, — прошептала Маша. — Значит, моя девочка жива? — Жива, жива, — радостно закивала головой Анна. Очень хорошая, смышленая девочка.
И все у нее нормально. Ходит, говорит, даже песни поет так, что заслушаешься, стихи хорошо читает. Одна вот проблема с глазками.
Ей уже делали две операции, но это не то. Надо другую операцию, а ее вот бесплатно не дождешься. — Верочка.
Он все-таки назвал ее Верочкой, как я просила. Маша схватилась за голову. — Господи, неужели это все подстроил Виктор? Что он вам сказал, когда вы ему сообщили о ребенке? — Он не был удивлен, что она жива, — осторожно подбирая слова, рассказывала Анна.
Скорее, просто обескуражен, что прошлое снова появилось в его жизни. Ругался только, откуда я узнала о нем, его адрес. А чего его узнавать, когда он в нашем городе известная личность? Я ему первый раз позвонила, попросила встретиться.
Он отказался. Тогда я все по телефону ему выложила. Он обещал подумать, что может сделать.
И замолчал. Только в детский дом потом какой-то меценат сладости передал. — Скорее всего, ваш муж, я так думаю.
Через некоторое время я опять позвонила, назначила встречу в парке, хотела лично все ему объяснить, рассказать про Верочку. А он пришел, сунул мне конверт в руки и ушел, сказав, что чем мог, тем помог. Я, когда открыла конверт, то так и остолбенела.
Всего десять тысяч, когда операция стоит несколько миллионов. Я не верю в происходящее. Мой ребенок жив? Как так? Мне же тогда сказал врач, что она умерла.
Витя плакал вместе со мной и Ирина Эдуардовна. Она, получается, тоже знала. Или это она все и устроила? — лихорадочно говорила Маша.
— Да, я помню, как она сказала, что нам надо написать отказ, а потом тот врач. Он говорит, что ребенок умер. И могилка… Витя ведь даже на могилку меня возил.
Я теперь каждый год там бываю, убираю, цветочки ношу, в церкви свечки за упокой своей доченьки ставлю, а она живая. Господи, ужас какой! Если вы мне не верите, я могу вам показать документы об отказе. Анна достала из сумки свой телефон.
Я сфотографировала бумаги, там есть подписи. Она протянула Маши телефон. Женщина буквально впилась глазами в изображение на экране.
Да, без сомнений, это были их фамилии. Подпись Виктора. Да, это он так расписывается.
За эти годы подпись нисколько не поменялась. А вот ее подпись… Это не моя подпись? — изумленно проговорила она. Похоже, но не моя, не мой почерк.
Теперь все становится на свои места. Вам солгали? Анна сочувственно смотрела на Машу. Мне очень жаль.
Да черт с ним! — воскликнула Маша. — С ними я потом буду разбираться. Сейчас я хочу увидеть свою девочку.
Это возможно устроить? — Думаю, да, — кивнула Анна. И вот они уже ехали на такси в детский дом. Приехав на место, они сразу зашли в кабинет к заведующей.
Вначале Юлия Геннадьевна в штыки встретила незнакомую молодую женщину. «Знаю я вас, кукушек! — заявила она. — Вначале откажутся, убегут от проблем, а потом вот сидят у меня здесь в кабинете, слезы льют.
Да, Вера Степановна находится в нашем детском доме. Да, у ребенка проблемы с глазами. А вы, когда ее бросали, не понимали, что у недоношенных детей часто бывают серьезные заболевания? Что теперь вы от меня хотите? Показать вам девочку? Я вам ее покажу, но на расстоянии, не более.
Хотите помочь ребенку? Помогайте. Я вам дам реквизиты. Но общаться с ребенком не позволю.
И вы, Анна Николаевна, тоже хороши. Без году неделю здесь работаете, а уже самостоятельно принимаете такие решения. Кто вас просил сообщать Степановым о дочери? Но я с вами еще поговорю.
— Подождите, — остановила гневную речь Маша. — Анна очень правильно поступила. Я ведь все эти годы была уверена, что моя девочка мертва.
У нее и могилка есть. — Что за чушь? — растерялась Юлия Геннадьевна. — Жива ваша дочь? Или она не ваша? — Анна Николаевна, чего вы всех запутали? Это другие Степановы.
— Да те самые, — тихо возразила Анна. — Просто женщине соврали. Не отказывалась она от дочери.
И Маша сбивчиво рассказала, как было дело. — То есть это не ваша подпись? — Юлия Геннадьевна недоверчиво посмотрела в личное дело Веры, которое достала, в конце концов, из сейфа. — Не моя, — уверила ее Маша.
— Тогда это другое дело. Но ваш муж… Я не знаю, как его можно назвать. — Он подонок и гад, — тихо произнесла Маша.
— Но с ним и всеми, кто с ним заодно, я буду разбираться позже. Сейчас я хочу увидеть свою девочку. Верочка.
Единственное, за что я благодарна Виктору. Он хотя бы назвал дочку, как я просила. — Пойдемте в игровую.
Дети сейчас там. Юлия Геннадьевна решительно встала и направилась к двери. Маша заторопилась за ней.
В игровой комнате было малышей двадцать, от трех до шести лет. Одни складывали кубики, другие что-то рисовали за столом, мальчишки катали машинки, а одна девочка скромно сидела в углу и прижимала к груди плюшевого мишку. Маша посмотрела на нее и сердце сжалось.
Как же эта малышка напоминала ее саму в детстве. Такая же худенькая, со слегка курносым носиком, волосы пшеничного цвета аккуратно заплетены в толстую косичку. И только Маша не могла понять цвет ее глаз, которые скрывали толстые очки.
— Она так плохо видит? — ужаснулась женщина. — Зрение стремительно падает, — вздохнула Юлия Геннадьевна. — Но если сделать операцию в ближайшие месяц-два, то миопию можно остановить.
Офтальмологи дают благоприятный прогноз в таком случае. Зрение можно будет вернуть. Не стопроцентное, конечно, но все же.
Там еще астигматизм. Но это все можно контролировать, если сделать операцию. — Можно мне к ней подойти? — дрожащим голосом шепнула Маша.
— Можно. Только не говорите пока, кто вы есть на самом деле. Вы понимаете, что девочке и так не сладко…