Был воскресный вечер. Маша закончила мыть посуду, протёрла плиту и выдохнула. Ну вот и всё.
Можно идти гладить мужу на завтра рубашку. Витя у неё большой начальник. Редактор известного в городе журнала.
Он всегда должен быть одет с иголочки. Маша совершенно не напрягала, что под его руководством трудилось два десятка хорошеньких женщин, через одну незамужних. Виктор любит только её.
Она отглаживала рукава рубашки и вспоминала. Они познакомились на студенческой вечеринке. Маша тогда была на пятом курсе журфака.
Вместе с подружкой они случайно оказались в компании, где отмечали какой-то праздник, что-то вроде Дня всех святых. В общем, непонятное сборище. Но всем действительно было весело.
Небольшой ночной клуб, весёлая программа. В какой-то момент Маша заметила, что на неё поглядывает незнакомый парень. Об этом она тут же не применула рассказать подруге.
«О, это же Степанов!», присвиснула от удивления Настя. «Сам Степанов тут с нами веселится!» «Настя, просвети меня, кто такой Степанов?» — недоумённо подняла брови Маша. «Ну ты, деревня!» — засмеялась подруга.
«Это же Виктор Степанов, журналист! Господи, помнишь его статьи в газете? Нам в заголовке его статей препод в пример приводил!» «А, тот самый Степанов!» — вспомнила Маша и с интересом уставилась на мужчину. Тот, заметив её взгляд, тут же двинулся в их сторону, подошёл, улыбнулся, пригласил на танец. И всё у них и закрутилось с того вечера.
Вначале Маше интересно было с ним общаться, чисто из профессиональных интересов. Виктор действительно был очень хороший журналист. Он много давал дельных и понятных советов, как брать интервью, как собирать новостной материал.
А потом сердце Маши тревожно забилось. Она поняла, что влюбилась по уши Виктора. Впрочем, и его блеск в глазах выдавал явную заинтересованность Маши.
Через пару месяцев Виктор познакомил девушку со своей мамой. Ирина Эдуардовна была женщиной жёсткой, резкой. Смотрела оценивающе, словно рентгеном прожигала.
При первой их встрече всё больше молчала, лишь изредка задавала Маше вопросы, кто её родители, где учится, живёт. Но Маша успешно прошла это своеобразное собеседование. Конечно, услышав, что родители Маши умерли, погибли в авиакатастрофе, женщина покачала головой и поджала губы.
Но поняв, что это случилось, когда девушка уже училась в университете, даже сочувственно вздохнула. А когда узнала, что Маша живёт в трёхкомнатной квартире в центре города, одобрительно улыбнулась. Неплохая девчонка и образованная.
«Не думаете ли вы, милочка, составить моему сыну конкуренцию?» на всякий случай спросила Ирина Эдуардовна. «Что вы!» — только засмеялась Маша. «Я не конкурент, Вите.
Тем более меня больше интересует фото-журналистика». «Ну да, ну да», — кивнула женщина. После знакомства у Маши осталось двоякое чувство.
Вроде бы и просто пообщались с Ириной Эдуардовной, а как будто экзамен сдавала. И как будто сдала. «Ох уж моя мама!» — смеялся потом Виктор, когда они гуляли по ночному городу.
Оробела перед ней как школьница, так ведь? «Есть немного», — призналась Маша. «Я тебе забыл сказать, что она в прошлом судья. Два года как на заслуженный отдых вышла».
«Предупреждать надо», — пробормотала Маша и улыбнулась. «А в целом твоя мама мне понравилась. Видно сразу, очень любит своего сына».
«Да, я бы кому свое сокровище так просто не отдаст», — засмеялся Виктор. «А ты ей понравилась, это факт. Вот увидишь, вы еще подружитесь».
Но подругами они с Ириной Эдуардовной так и не стали. Но на их свадьбе женщина как-то стала мягче и даже назвала Машу доченькой один единственный раз. Хотя был еще момент, когда она почти по-матерински разговаривала с девушкой, но об этом Маша сейчас не хотела вспоминать.
Маша с Виктором поженились сразу после того, как девушка университет окончила. А потом она в журнал устроилась фотокорреспондентом. Самый лучший и известный журнал.
Виктор тогда еще шутил, что обскакала его жена. А через несколько месяцев раз и пришел в тот самый журнал работать. Вначале художественным редактором, а через год его руководство издательства назначило главным.
Под начальством мужа Маши работалось легко. Они вместе ехали в редакцию, возвращались домой и дома одни разговоры были только о работе. И это не напрягало.
Наоборот, им всегда было о чем поговорить, поспорить. Нет, не ругались они ни разу, именно просто спорили. Маша в деле оказалась весьма толковым журналистом.
Но все изменилось тогда, когда на третьем месяце беременности врач ей сказал, что надо выбирать. «Беременность протекает сложно, есть угроза выкидыша. Вам надо ложиться в стационар и быть постоянно под нашим наблюдением», объявил ей врач на одном из приемов.
«Да как же я лягу?», растерялась Маша. «У меня же работа. На завтра съемки.
Через неделю фотосессия запланирована со столичным меценатом в детском доме. Дети уже в курсе, что приедут из журнала их фотографировать». «Тогда выбирайте.
Или ваш ребенок, или минутные впечатления чужих вам детей». «Мой ребенок», — решила Маша. Да, она понимала, что Витя будет недоволен.
Но что она могла сделать? В конце концов, это и его ребенок. Виктор, на удивление, спокойно воспринял эту информацию. Еще поругал, что она сомневалась.
«Найдем, кого послать, глупышка!», — говорил он. «Да хотя бы Настю твою!». Ее подруга Настя тоже работала в том же журнале.
Маша смогла ее устроить, когда Виктор стал главным редактором. Да, беспокоиться было не о чем. Но Маше было немного досадно, что такие крупные проекты мимо нее проходят.
Но ребенок был на первом месте. В больнице ей пришлось практически постоянно лежать. И это временами было уже невыносимо.
Но она знала, ради чего все это. Ради их доченьки. Врачи сказали, что у них с Витей девочка будет.
«Сколько мне еще тут быть?», — спрашивала она докторов. «Отпустите меня домой хотя бы на недельку! Я по мужу соскучилась!». Те только руками разводили.
«Какой муж?». А к двадцатой неделе вообще запретили Маше вставать. Все лежа.
И вроде бы не инвалид, а встать нельзя. Она бы вообще с ума сошла, если бы ее после работы не навещал Виктор. Иногда приходила Ирина Эдуардовна.
Настя забегала. И все в один голос твердили, какая Маша молодец, стойкий, оловянный солдатик. А на двадцать второй неделе, несмотря на все старания врачей, выдержку Маши случилось непоправимое.
У нее началось кровотечение, пришлось делать экстренное кесарево сечение. Маша никогда не забудет тот момент, когда она под эпидуральной анестезией лежала на столе, а врачи копались в ее животе, потом вытащили что-то маленькое, крошечное. «Она живая?», — прошептала Маша, понимая, что медсестра куда-то уносит ее девочку.
«Почему она не кричит?», — «Потому что еще маленькая очень», — ответил ей хирург. «Живая она, не переживай. Сейчас ее положат в люлечку, и будет она там дальше расти, а ты лежи спокойно».
Маша после операции спала почти сутки. А когда пришла в себя, попыталась встать и тут же от боли закричала. Прибежала медсестра и давай ее ругать.
«Чего ты скачешь, как коза? А если швы разойдутся?» «Я хотела узнать, как там моя доченька?», — со слезами прошептала Маша. «Честно скажу, тяжелая она. А как еще, когда она родилась весом 700 граммов? Глубоко недоношенная, но живая.
Живая, успокойся. У нас хорошие врачи в отделении для недоношенных детей. Выходят твою девочку».
«А Витя? Витя знает?» «Витя — это муж?» «Знает. Сегодня к тебе рвался, да не пустили его. Не до посещения тебе сейчас.
Завтра вечером придет». «Ох, милая, как он тебя любит. Так переживал за тебя, за дочку вашу.
Ничего, все наладится, вот увидишь». На следующий день Виктор пришел к Маше. Да не один, а с мамой.
Ирина Эдуардовна была мрачнее тучи. Только вздыхала и головой качала. Виктор успокаивал Машу.
Говорил, что их девочка обязательно выкарабкается. «Назовем ее Верочкой», — прошептала Маша, вытирая слезы. «Ты же Юлей хотела, как маму свою», — удивился Виктор.
«Нет, Верой», — твердо ответила Маша. «Верочкой». «Витя, я еще подумала, надо ее окрестить.
Сюда, говорят, можно батюшку позвать. Может, Боженька поможет нашей малышке справиться, сил придаст». «Давай», — пожал плечами Виктор.
«Нет, ну вы совсем», — подала голос Ирина Эдуардовна. «Какие Кристины могут быть сейчас? Ребенок глубоко недоношенный. К нему и ходить-то нельзя, чтобы не тревожить.
А вы папа звать собрались. И зачем? Вы оба образованные люди. Должны понимать, что это огромный риск».
«Ну зовут же», — робко отозвалась Маша. «Я не о том», — воскликнула Ирина Эдуардовна. «Риск огромный в том, что этот ребенок вообще будет дееспособный.
Только подумать, всего полкилограмма. Это вообще что?» «Не полкилограмма, а семьсот граммов», — возразила Маша. «Небольшая разница.
Она сейчас с ладошку. Маша, ты подумай, что это будет за ребенок, даже если его и выходят. Слепым, может быть, глухим, с ДЦП.
Ой, даже страшно представить. Дети, перестаньте вы с ума сходить. Не нужен вам этот ребенок.
Лучше напишите отказ и все». Маша и Виктор с ужасом уставились на мать. «Что она говорит? Это же их ребенок».
«Это моя дочь», — тихо, но твердо ответила Маша. «И я заберу ее в любом случае». «Мама, ты правда что-то не то говоришь», — пробормотал Виктор.
«Как так можно? Наша дочь там за жизнью борется, а ты…» «Ой, простите меня», — опомнилась Ирина Эдуардовна, — «сама не знаю, что несу. Да, будем надеяться, будем. Ладно, Витенька, пойдем».
Они уже были у выхода, когда Маша окликнула мужа….