Во время церковного праздника, священник вдруг среди гостей показал на парня и приказал девушке, чтобы она выходила за него замуж. Спустя много лет, девушка встретилась с этим священником и решила рассказать, как она живет на самом деле.
Как скажете! Только страшно мне – кто меня ждет там? Вдруг меня не примут?
– Бог ждет! Он все управит, – хитро усмехнулся батюшка, шутливо нахмурив брови, даже пальцем погрозил, как маленькому. И благословил его.
Тот так и остался стоять растерянный. Маша стояла поодаль и все слышала. Но ей бы пора уже – возможно, уже приехал Сережа за ней, надо им в дорогу собираться.
Примет ли ее сегодня отец Афанасий? Наконец, батюшка и Маше кивнул, подзывая к себе. – А что ж ты одна?
Твой-то избранник отчего не явился на службу? – внимательные глаза в лучиках морщинок видят, кажется, насквозь, до самого донышка души, как лучом. – Он еще не приехал.
. . – быстро ответила Маша, и покраснела.
При этом понимая, что Сергея в храм затащить невозможно даже когда приедет… К сожалению… – Ох, дитя неразумное… Нельзя тебе за него идти! – нахмурил брови старец. – Так не благословите, батюшка?
– испугалась Маша. – Мы же любим друг друга! Свадьбу уже назначили… – Вот, за него благословлю, если пойдешь.
В свое время. Он указал за Алексея. Девушка захлопала глазами.
Как это? Вот так вдруг с бухты-барахты выскочить замуж за чужого парня? Она очень верила батюшке, но чтоб аж так… А родители, и Сережины, и ее?
А свадьба? Гости, да пригласительные? Платье свадебное шьется, в конце концов?
Парень, озадаченный, ушел из храма. Так они и расстались с Алексеем, как тогда думала Маша, навсегда… Свадьбу справили Мария с Сергеем веселую, шумную! Хоть и не венчались – Сережа категорически воспротивился.
Сказал, все это – мракобесие, и опиум для народа… А жизнь потом наступила в молодой семье после этой свадьбы – вовсе не веселая… Плакала Маша навзрыд, слезами умывалась год за годом… Муж ей достался норовом крут, неласков. Поначалу просто ворчал да покрикивал, а потом и руки стал распускать. Вот, например, сегодня.
Пришел муж с работы, мягко говоря, не в настроении. – Машка, стол накрывай! Голодный, как собака!
А в ответ – тишина. Где Машку эту носит, когда должна у порога мужа встречать? !
Кто ему борща нальет? Не самому же ему половниками звякать, да тарелками греметь? !
Не мужское это дело! Маша пришла из магазина с тяжелым пакетом. На пороге ее встретил хмурый Сергей.
– Где шляешься ночами, когда должна мужа дома встречать? К полюбовникам шастаешь? – Да разве ж ночь, Сереж?
Только шесть вечера. Про полюбовников – шутишь, конечно… – попыталась смягчить ситуацию Маша, и свести все к шутке. Хотя уж какая тут шутка… – Спорить со мной?
Перечить? Смеяться надо мной? !
– выкрикнул муж. – Так на, вот тебе, получи. Может, запомнишь.
– Сереженька, не надо! ! !
– вскрикнула Маша. – Так ты еще и орешь на меня? Ах ты, мерзавка!
Блудишь по мужикам, да еще и на мужа орешь, значит? ! – он снова замахнулся, и она не устояла на ногах, сорвав с вешалки одежду – пыталась удержаться, но не удалось.
Упала спиной на обувную полку… – Запомнишь, тварь! Не будешь голос повышать на супруга. Ужин подавай, лентяйка!
Разлеглась она… Маша пыталась подняться. Безуспешно. Это вызвало у мужа новую вспышку ярости.
– Ты только не бей, Серёжа… Я сейчас… – шептала несчастная Маша. Он плюнул на нее, показывая, что крайне раздосадован. И ушел, дверью грохнув так, что весь дом задрожал.
Маша лежала на боку. Как ни пыталась она встать, ей не удалось. Она стала ползком выбираться за дверь – кто-то ей должен помочь, иначе она тут умрет.
Дверь не захлопнулась – хорошо. Замок заел на этот раз как нельзя кстати! Иначе она до него не смогла бы уже дотянуться.
Маша выползла в подъезд, и стала стучать в дверь к соседке, слабым голосом окликая: – Ира, открой! Помоги мне. Дверь открылась не сразу – скреблась Маша слабо, Ира не сразу ее услышала.
В ужасе всплеснула руками: – Гооосподи! Да что ж это творится! – попыталась поднять Машу, но та запротестовала, застонала: – Нет, не дойти мне.
Скорую, пожалуйста, вызовите. С носилками. Поскорее… – Дождешься ту скорую, ага.
Да еще в такое время. Вааааня! !
! – заорала внутрь квартиры. Выскочил на порог чавкающий Ваня, всклокоченный, в майке, дожевывая что-то на ходу.
Увидев лежащую у порога соседку, чуть не подавился. – Ну что ты встал столбом, давай одевайся, неси ее вниз! Поедем во вторую неотложку!
Тот засуетился: – Ой… Конечно, конечно! Через минуту он набросил рубаху и уже поднимал Машу на руки, осторожно нес вниз по лестнице. Ира помогла ему, открыла и придержала дверцу машины, Машу положили на заднее сидение, подмостив под затылок подушечку.
А потом оба уселись впереди, и выехали со двора. – Да не гони так, не дергай! Не дрова везешь!
– шипела Ирина. – Эй, Маш, ты давай сознание мне там не теряй! Откликайся.
Не пугай меня! – Спасибо… вам… дорогие… – слабо прошептала Маша. – Ну вот… Держись, милая!
Потерпи. Вот же ж, зверюга! Когда ты его посадишь, живодера?
Если ты заявление не подашь и на этот раз, то я сама на него заявлю! ! !
Ой, я кажется квартиру запереть забыла… Иван махнул рукой: – Да кому там чё надо? Ужин мой недоеденный сопрут? Нашла, за что переживать… Вон, с Машкой бы все обошлось.
А все остальное – ерунда. В приемный покой Машу внесли уже санитары, на носилках. Ира туда ворвалась и стала шуметь, что у них там, в машине, родственница травмированная умирает.
Быстро пришли медики и забрали теряющую сознание пострадавшую на осмотр, отнесли и устроили на кушетку. Доктор обследовал пострадавшую, стараясь не особо давить живот при ощупывании – зачем причинять ей лишнюю боль. На животе расплылся синяк.
Похоже, операция показана – предположительно, имеется внутреннее кровотечение. – Ну, и как Вас угораздило, девушка? – Я… упала… – слабо прошептала Маша.
Он внимательно посмотрел на нее, приподняв очки. – Угу. Ясно, упала.
. . Так упасть – надо хорошенько постараться.
Дважды! А потом еще и третий раз, чтоб уж наверняка. И наставить себе столько гематом.
Притом, у Вас еще и застарелые гематомы не сошли… Мы обязаны сообщить о Вашем случае в правоохранительные органы. – Нет, нет, что Вы! Не надо, пожалуйста!
– Маша затрясла головой, лежа на кушетке, возражая, и тут же застонала от боли. Замершим в коридоре Ире с Иваном, с немым вопросом вглядывающимся в доктора, когда он вышел из приемного покоя, тот сказал: – Ну, пальпировать как положено я ее не стал, чтобы не мучить дополнительно. Рентген нам все сейчас покажет.
Но, на мой взгляд – разрыв селезенки. Оперировать будем, конечно – ее уже везут на снимок, а оттуда сразу в операционную. Перелом копчика.
Дай Бог, чтобы не подтвердился перелом позвоночника в поясничном отделе, а то. . .
Вы же сказали, она подняться так и не смогла самостоятельно? Все, больше пока ничего сказать не могу. И он энергично развернулся и пошел готовиться к операции.
Ирина, которая от волнения пообкусывала уже все ногти, принялась в шоке грызть пальцы. Иван аккуратно вынул их из ее рта, и осторожно сдавил, останавливая: – Ир… ну, нельзя же так… – Да, именно! Так – нельзя!
Ни с кем ТАК нельзя! ! !
Его надо посадить, гада. – Не вмешивайся ты! А то еще врагом им станешь.
Сами разберутся. – Не разберутся, Вань. Если она и после этого к нему вернется – все, ей конец.
Он ее убьет. Мерзавец! Пришел навестить жену Сергей в отделение травматологии.
Бочком пробрался в палату. Потоптался у порога, потом подошел к кровати. Присел на краю.
Глянешь на него – человек как человек… Разве похож он на того зверя, который смог ударить жену в живот? – Прости ты меня, Маш, ради Христа. – Ну что ж… Ради Христа – прощу.
– А… когда ты домой вернешься? – он не знал, куда деть свои большие руки, и комкал рубашку. Руки дрожали.
– Домой? – вскричала вдруг Маша. – Домой?
! Она стала смеяться. Все громче и громче.
Истерический громкий смех как звон колоколов летал по палате, отбиваясь от стен, и молотя недоумевающему Сергею в виски. – Домой? Домой?
! Он выскочил из палаты и торопливо пошел по коридору к выходу, испуганно озираясь на дверь палаты. Еще долго его преследовало это «домой?
», даже когда он, и правда, уже пришел домой. А в ушах все звенел ее пугающий смех и эти отчаянные хлесткие выкрики… Выйдя из больницы, Маша больше ни разу не зашла в бывший свой дом. Остановилась пока у Ирины с Иваном.
За ее вещами к Сергею Ирина же и приходила. Тот ходил за Ирой по пятам, то и дело на нее натыкаясь. – Да ты можешь присесть?
Не мельтеши. Не украду ничего твоего, не бойся! – раздраженно сказала соседка.
– Да нет… Я это… пустишь к Машке? Помириться бы нам. Я бы прощения попросил… – Что?
! – Ира даже задохнулась от негодования, и повторила по слогам: – По-ми-риться? !
Ты вообще в своем уме? Кому нафиг нужно твое прощение? Ты человека инвалидом сделал!
И по-твоему, она как ни в чем не бывало, вернется к тебе, палачу? – Ну, Ира… – Скажи спасибо, что она тебя не посадила, – прошипела Ирина. – Потому что я бы – точно посадила!
Но Маша просила не трогать. Все. Не смей.
Ко мне. Больше. Обращаться.
НИКОГДА! ! !
Ирина поудобнее перехватила тяжелую сумку, и выходя, изо всех сил грохнула дверью. Сергей опустился прямо на обувную полку, которая сломала его жене спину, и горько заплакал, обхватив голову руками. Что же он наделал?
Что-же с ними такое стало? Ведь они любили друг друга… Точнее, Маша всегда любила его, а вот он… Маша на костылях поехала в свое село. Батюшка Афанасий уже несколько лет, как умер.
Он и тогда уж совсем старенький был, когда Маша в город переехала. . .
Сходила к нему на могилку, которая вся была уставлена цветами. . .
Паломники шли и зимой и летом к его могиле. . .
Приходили, как к живому – посоветоваться, просить его молитв… В просторной оградке стояли лавочки по периметру. На одну из них Маша тяжело опустилась, пристраивая поудобнее тяжелые, как гири, болевшие ноги. – Так тихо тут у Вас, батюшка.
Хорошо. Хорошо Вам тут покоиться с миром. Царство Вам Небесное!
Маша опустила голову и задумалась. И, наверное задремала, потому что вдруг почувствовала, как ее гладят по голове. Запахло карамельками – бабушка такие покупала маленькой Маше в сельской лавке… С разогретым пчелиным воском и медом.
Батюшка Афанасий гладил ее по голове своей сухой теплой рукой, и приговаривал: – Ах, дитя ты неразумное… Что же ты с собой наделала… Я же не благословил тебя замуж за него идти, а ты ослушалась. – Простите меня, батюшка! Простите.
– Бог простит, милая! Бог милосердный, он любит тебя. А мне-то, грешному, за что тебя прощать?
Я за тебя помолюсь… Однако, пора мне. . .
– Не уходите, батюшка! Я столько хотела еще вопросов задать… – Молись, и получишь все ответы, милая. Ты же помнишь, что я тебя благословил идти замуж за Алексея?
Маша встрепенулась. На дереве над ней щебетала пичужка, радуясь теплому дню и ласковому солнышку. А в ушах все еще отдавалось эхом сказанное батюшкой: «благословил тебя идти замуж за Алексея»… Наверное, задремала она, и сон видела!
Батюшка приснился, как живой! Но как же хорошо отдохнула. И даже нога не болит.
Можно дойти до церкви, батюшке свечечку поставить – за упокой его светлой души. Вышел к ней из алтаря молодой священник, вглядываясь в ее лицо. – Никак, новая прихожанка у нас?
Маша с изумлением вглядывалась в него, узнавая. Не может быть! Да это же тот паренек, который за ней стоял тогда, много лет назад, в очереди к отцу Афанасию!
Тот самый – ее сердце вдруг ёкнуло! – за которого благословил ее старец идти замуж. А не за Сергея.
А она поступила по-своему. Ослушалась. И поплатилась!
Несколькими годами счастливой жизни и своим здоровьем. – Здравствуйте, отче… Алексей. – Здравствуйте, Мария!
Она удивилась, что он ее помнит до сих пор. Столько лет… Первая жена Алексея умерла. Врачи не разрешали рожать ей, а Катерина противилась их приговору, не соглашалась: – Ну, какая же из меня матушка, если не стану матерью?
! Даже слушать никого не стану! Молиться буду!
Вымолю. Матушка Катерина унаследовала старинную, на двести лет ветвящуюся со стороны отца и матери священническую фамилию. Ровный характер и невозмутимость достались ей по наследству.
За исключением вопроса деторождения. Страстно желала родить ребенка Катерина. И никаких возражений слушать не хотела о своем здоровье.
О своей беременности призналась, уже когда срок был немалый. Вопреки опасениям врачей, выносила деток хорошо, и родила легко. Двойня у них с Алексеем родилась – мальчик и девочка.
Здоровенькие бутузы, горластые! Но когда деткам год исполнился, матушка Катерина вдруг легла тихонько на пол в кухне, и умерла. Оторвался тромб… Молодой священник почернел от горя.
Как бы он еще и пережил этот удар судьбы, неизвестно! Но у него были малые дети – что их ждет, если станут круглыми сиротами? !
И его приход… Пришлось ему скрепить свое сердце, сжать в кулак, и трудиться, служить приходу, ремонтировать храм в честь Рождества Пресвятой Богородицы… А когда в храм вошла Мария, в открытое окно влетел голубь. Не чудо ли? Не бился в окна, ни в стены, а облетел храм, и так же и вылетел тихонько… Маша тогда прошептала: – Батюшка Афанасий нас навестил… Алексей ничего не сказал, только молча вздохнул… Маша узнала, что у него двое деток.
Ведь детям нужна мать! Хоть и такая, как Маша, не совсем здоровая. Пусть ноги у нее плоховато ходят, но зато руки сильные и проворные, и большое сердце, полное нерастраченной любви!
Пусть она не принадлежит к славному священническому роду, как покойная матушка Катерина… Когда отец Алексей сделал ей предложение, она и не думала – согласилась. Вопреки всему, что называется! Люди правилами своими запрещали, а Бог управил иначе.
Отец Алексей обратился тогда к архиерею. Владыка на то и поставлен, чтобы решать самые серьезные вопросы, в том числе такого рода. Архиерей хлопотал за эту пару.
Тем более, раз отец Афанасий благословил, и благословение свое недавно подтвердил сам. Святой старец! О нем немало слышали, что приходит к прихожанам своим бывшим, как живой.
И утешает, или подсказывает, советом помогает… Люди стали на могилку к батюшке приезжать, записочки оставлять со своими просьбами. И по молитвам батюшки получали помощь. По правилам, будущий священник не имеет права жениться на разведенной женщине или женщине с ребенком, иначе ему сана не видать.
Правда, бывают и исключения, если разрешит патриарх. В случае Алексея и Марии было сразу два исключения: Алексей был вдовец, а Мария – официально разведена… Но Алексею с Марией разрешили сочетаться священными узами брака. Меня командировали от газеты в их деревню, написать о восстановленном храме, прекрасном батюшке, и о совершенно чудесной матушке Марии!
Матушка смущалась, но интервью дать согласилась. – Матушка Мария, а вот Вы – цветущая, полная сил и энергии женщина, не жалеете, что вышли замуж за священника? Да живете с ним в глуши, помогая восстанавливать очередной храм… – Нет, что вы!
Знали бы Вы о моей прежней жизни… Жить со священником очень спокойно: у него нет плохих привычек типа курения, или пьянства. Живя со священником, можно не бояться за крепкий брак: ведь не бывает измен. Хотя бывают и где-то исключения, но это действительно только в очень редких исключениях – и я лично таких случаев не знаю.
И в нашей семье никогда не бывает скандалов. Да, и отец Алексей – совсем не конфликтный человек, очень гармоничный и образованный. Я всегда помню, что муж – главный!
И мне даже в голову не придет как-то оспаривать его решения! Хотя и он не будет настаивать на том, что, скажем, неприемлемо для меня. Ну, теоретически: потому что таких моментов у нас практически не бывает.
– А как Вы миритесь с тем, что мужа никогда нет дома? – полюбопытствовала я у матушки. – Помогаю ему по мере моих сил!
Ему непросто… – сказала матушка Мария. – Ведь когда отец Алексей меня замуж позвал, я думала: битая-перебитая, ломаная и резаная – куда мне замуж еще? От первого «замужа», так сказать, не отошла… Да и по правилам же не разрешено.
. . Но вот Бог так управил.
. . Благословил Господь еще и деточек народить с отцом Алексеем.
Трое их у нас, общих. А всего – пятеро! – она так мило застеснялась, и чуть покраснела.
– Старший наш в духовную семинарию собирается поступать, такой умница, начитанный… И еще я чувствую себя под особой защитой. Знаю, что муж всегда молится за нас! Может, поэтому и беременность, и роды у меня протекали удивительно легко.
Слава Богу! В отце Алексее энергия бурлит, как в вулкане! Недаром же он поставлен благочинным.
Священник – он ведь как солдат: куда пошлют, там и будет служить. Могут послать и в самое глухое захолустье, то ничего не поделаешь, придется там поднимать приход. Владыка поручал ему самые ненадежные приходы епархии.
И он своей расторопностью, миролюбием, авторитетом латает их, как сети, и получает великий улов, как святой Петр. На счету отца Алексея – два отреставрированных старинных храма, и один новый, построенный с фундамента. Книжные полки в его кабинете пленили меня с первого взгляда.
Рядом с «Добротолюбием» и житием Святых отцов соседствуют Бердяев, Марцинковский, Александр Мень, труды святителя Игнатия Брянчанинова, святителя Луки Войно-Ясенецкого, архиепископа Крымского… И – народные сказки, на которых вырос он сам, и росли его дети. Я любовалась матушкой Марией, ее чистым лицом, словно умытым росой. Ее сияющими глазами, из которых выплескивалась доброта.
Ее блестящими приглаженными волосами, которые виднелись над высоким лбом из-под ловко повязанного светлого платочка. Когда она собирала на стол, я любовалась плавными движениями. Она мне напоминала балерину, Анну Павлову… Вот уж глядя на нее никогда бы не подумала, что она год ходила на костылях, а потом еще почти два – заметно хромала… – А о прошлом… о прошлой жизни не вспоминаете?
– я чуть не ляпнула про первого мужа, но вовремя прикусила язычок. Но она поняла, пожала плечами и просто ответила: – Молюсь за него. Но веры моей наверное не хватает, или перед Богом сильно нагрешил, уж не знаю… Пропадает он, слыхала.
Спивается. Ног лишился… Гангрена случилась, отняли ему обе… Уж я колени сбила, за него молясь… Денег ему посылала – без толку. Пропивает до последней копейки.
Одежду посылала – та же участь: пропивает все… Бедняга, жалко его. А я подумала, что у меня не только веры мало, но и доброты… Мне было не жалко его совсем, после всего того, что я о нем услышала. Я подумала, что это даже справедливо, если по-человечески рассуждать.