Старшекласники після випускного групою поглумилися над молодою вчителькою, та те як їх провчив директор школи, шокувало все місто

Не переживай, у тебя есть крыша. Денег я тоже тебе оставлю. У тебя будет на первое время, чтобы встать на ноги, восстановиться.

А потом, да, тебе придётся работать, так что готовься к тому, что в твоей жизни теперь будет много перемен. Сказал мужчина. Она кивнула, села в машину, не проронив ни слова.

Он отвёз её на ту самую квартиру, дал ей ключи, пообещал на них заехать, чтобы подписать документы. Он без проблем отдаст эту квартиру, несмотря на то, что покупал на собственные деньги, но он прекрасно понимал, что, если бы не она, у него бы не было столько свободного времени. Она выбрала на себя все домашние обязанности, и он мог быть свободен, мог в это время зарабатывать.

Так что можно было даже не рассуждать о том, стоит оно того или нет. Когда она вышла из машины, скрылась в подъезде, он поехал к своему брату. Надо было переговорить обо всём этом.

И уже забыть, оставить всё это как страшный сон в прошлое. Он хотел попросить брата, чтобы тот помог ему вернуться к бизнесу. Всё, пора было заканчивать.

Все эти школы, детей, весь этот кошмар, который теперь казался ему бесконечным. «На тебе совсем нет лица», сказал Роберт, крепко пожимая ему руку. «Ты сегодня виделся с Машей, пришла ко мне, хотела из меня выбить признание, но я отвез её в ЗАГС, подали на развод.

Сказала, что подруга её ради кого-то… Сказала, что подруга её, ради которой она столько билась, сказала, что если она не выбьет из меня признание, то она может не возвращаться. Так что дам ей квартиру, в конце концов, она имеет на неё своё право, так же, как и я, главное, что теперь всё осталось в прошлом». Роберт смотрел на него, как бы пытаясь выяснить, в насколько тяжёлом состоянии сейчас находится его друг, его брат, потому что не собирался его так бросать, нужно было помочь ему, в том числе, эмоционально.

Однако, когда он узнал, что брат хочет вернуться к бизнесу, то был безумно рад, потому что там таких дрязг уже не будет. «А что с учительницей, кстати?», спросил Роберт, решив проявить любопытство. «Если честно, я не знаю.

Я ни разу не звонил. В последнее время мы очень нервно разговаривали. Я не хочу, чтобы, вспоминая меня, она вспоминала всё то, что произошло.

Думаю, стоит позвонить на днях, узнать, может, нужна какая помощь, помочь устроиться, что-нибудь уже решим. Я перевёл ей денег, думала, что хватит хотя бы на первое время, надеясь, что это хоть немного смягчит свою ситуацию. Да и к тому же я хочу, чтобы она знала, что месть совершенна и что эти уроды теперь поймут на своей шкуре, каково это, когда тебя берут силой», — сказал мужчина.

Роберт был на стороне своего брата, в отличие от супруги, которая вдруг решила, что она не собирается вступать на его путь. Он всегда готов был поддержать брата, всегда готов был дать ему опору, силу, если тот чувствовал, что теряет почву под ногами. Ситуация стала чудовищной, не только для учительницы, но и для него самого, потому что он безумно любил свою школу, он горел ею, выбивал любые средства, чтобы всё сделать во благо детей, во благо школы, чтобы этим заведением можно было гордиться.

А теперь Роберт смотрел на брата, и тут вообще не хотел даже подходить к этому заведению, ненавидев всё то, что было с ним связано. «Не переживай, думаю, всё будет в порядке, с деньгами всё решим, с работой решим и сделаем тебе бизнес, я тебе помогу на ноги встать. Ты наверняка уже всё забыл, да и вообще сам знаешь в этой сфере, порой так всё быстро меняется, не успеваешь и рот открыть, а уже конкуренты подъехали», — с мягкой улыбкой сказал его брат, заглядывая ему в глаза, пытаясь показать всем своим видом, что он на его стороне, что поможет ему.

Филипп Владимирович, несмотря на то, что у него буквально не было никакого желания сейчас что-то начинать, понимал, что срочно нужно влиться во что-то, пока он не сошёл с ума, пока его не накрыла опять волна вины за то, что он буквально оставил несчастную учительницу вновь вернуться во всю эту ситуацию, только чтобы месть завершилась. А всё это привело к сущему кошмару. Он до сих пор себя винил.

Чувство вины порой было настолько всеобъемлющим, что он даже спать не мог, вновь и вновь размышляя над тем, как всё могло сложиться, если бы она уехала сразу, если бы не стала слушать его. Филипп договорился с братом и уже, когда приехал домой, не выдержал и сразу набрал номер телефона той самой учительницы, которая так жестоко пострадала, которая не заслужила такое чудовищное отношение к себе. Он боялся, голос у него дрожал, он явно не хотел услышать то, что она презирает его, что ненавидит, что он во всём виноват, и теперь, когда он уже ждал ответа на том конце провода, становилось невыносимо тягостно.

«Здравствуйте», — сказал женский голос, но совсем другой, и это заставило его вздрогнуть. «Извините, можно, пожалуйста, позвать к телефону Валерию Васильевну?» — сказал Филипп. «Что, очередную статейку хотите начеркать?» — возмутилась женщина, но тут он поспешил уверить её, что это не так.

«Нет, нет, извините, если вам пришлось так подумать. Я директор той самой школы, я просто хотел узнать, как она устроилась на новом месте. Нужна ли сейчас помощь?» — сказал он, тщательно подбирая слова, чтобы не вызвать новую волну гнева.

Повисла тишина. На том конце провода раздался тихий плач, и у него всё внутри оборвалось. Он вдруг осознал, что наверняка произошло самое страшное, пока он здесь носился со своей местью.

«Месть эта сама уже была абсолютно никому не нужна. Нет больше Лерочки», — сказала женщина, продолжая плакать, понимая, что больше не сможет выдавить из себя хоть слово. И это заставляло её мочиться, продолжая жить, продолжая говорить, чтобы уже закончить разговор и уйти.

«Как это?», — с изумлением спросил он, — «сердце не выдержало, она здесь немного прожила. Я всё думала обойдётся, её даже в больницу положили, а ночью всё, приступ и всё, больше ничего», — проговорила женщина, а затем, извинившись, продолжила. «Девять дней как похоронили, девять дней, моя девочка, это всё так ужасно, она так и не смогла пережить.

Я надеюсь, что эти уроды ещё получат своё от жизни». Она бросила трубку. Филипп Владимирович как стоял, так и сел.

Он сидел на полу, сползая со стены, чувствуя, что он ощущает себя полным уродом. Вдруг всё это время ей нужна была его поддержка? Что, если нужна ей была его помощь? Он всё это время просто наслаждался игрой в мафиози, мстил, думал, что так ей станет легче. К тому моменту, как совершилась месть, её уже не было в живых, всё это ей было уже не надо.

Она хотела покоя, хотела дарить детям новые знания, возить их в музей, устроить для них по-настоящему большой и роскошный выпускной, но оказалось, что они просто использовали её. На этом всё. Филипп не понимал, как эта ситуация провернулась, как такое вообще произошло, но пора было признать, больше несчастной учительницы нет в живых.

Сердце не выдержало. Она не пережила этого унижения. Пора было признать, что всё кончено, что уже никакая месть не поможет, ничего не осталось, кроме боли, которую она унесла с собой в могилу…