Позволил увлечься тобой. Не устоял. Прости, Люда.
Виноват. Кругом виноват. – Пап, мы к тете Даше пойдем снег чистить! – крикнул отцу Сергей.
И дети ватагой пошли во двор Дарьи. – Смотрю, у вас тут прямо семейные взаимовыручки. – с издевкой сказала Людмила.
– У тебя снег почистили. Пошли к Дашке. Может, и у нас почистите? – К чему ты это? Зачем ты все это говоришь? – А к тому.
Смотрю, ты не теряешься, и Дашка не теряется. Глядишь, и семья на два двора образуется. – А ты злая, Люда.
Жизнь такую сделала. Да и ты постарался. – Ладно.
Меня сколько хочешь ругай, кляни. А Дарью не тронь. Если бы не она, не знаю, где бы были мои дети и где был бы я. – Да понятно.
Она же наша местная мать Тереза. Бездомных подбирает, вдовцов к рукам прибирает. Вроде ты, Людмила, давно в городе живешь, а говоришь сейчас, как твоя мать Кубачиха.
Ты тоже Кубачихой стала? Не рановато ли для твоего возраста? Пришла соболезновать и всех обгадила. Уходи. Как хотелось ей сейчас рассказать обо всем.
Все-все выплеснуть ему в лицо. Но тогда, тогда все все узнают. А она не желает, чтобы ее имя на каждом углу полоскали.
Не желает мать с отцом сделать несчастными, чтобы они при встрече с сельчанами втягивали головы от стыда. – Уходи, я сказал, повторил Юрий. И никогда не подходи к моему дому.
Дарья во дворе развешивала белье, которое моментально колом становилось на морозе. Она видела, Юра разговаривает с какой-то разодетой в белый полушубок дамой. Но когда они договорили, и дама повернулась лицом, Даша узнала в ней Людмилу.
– Люда, Люда! – крикнула Дарья. – Привет! Какая же ты красавица! – ахнула Даша. – Как с картинки! – Привет! – холодно ответила Людмила.
Прошла мимо и зашла в свой двор. На следующий день, рано утром, Людмила уехала домой. Говорят, никогда не возвращайтесь в прошлое.
Людмила уверилась в этом. Нечего там делать в этом прошлом. Из того, что было, ничего уже нет.
Когда она была юной, Юра казался ей самым-самым, самым красивым, желанным, любимым. Сейчас ей не верится, что такое с нею происходило. Теперь это было жалкое подобие того Юры.
Его скорее можно было пожалеть, чем хотеть. Он, как мужчина, совершенно не привлекал ее. Злил – да, но не волновал, как прежде.
А почему она злилась, сама себе не могла объяснить. Скорее, это была злость по потерянным надеждам на любовь. Хотелось любви, такой же яркой, острой, сложной, но любви.
У Людмилы никакой не было. Было отчаяние и злость. Вот с этим ей приходится жить.
На Таню она посмотрела по-другому, не как на свою дочь. Не была она ее дочерью. Родить она ее родила.
А дочерью она стала Дашке. Все. Иногда, чтобы вновь почувствовать себя живой, возвращаешься в яркое прошлое.
И как же горько осознавать. Нет там того, что было. Не вернуть его.
Оно навсегда закрылось для тебя. Прошлое закрылось для Людмилы. А будущего нет.
Что говорить за будущее? У нее настоящего нет. Она вернулась к ненавистному Валентину и к любовнику, которого не любила. Узнав, кто ее любовник, в средние века ее бы за это сожгли на костре.
«Уехала твоя королевишна! Больно быстро нагостевалась! Видела, как с Юркой любезничала!» Начала свое вступление Ледушка. Замужняя, а пошла кокетничать до одинокого мужика. «Чего ты несешь?» Разозлилась Кубачиха.
Соболезновать она ходила к Юре. Видела, как она соболезновала. Глазки строила да улыбалась.
Юрка хмурился. Не до Людкиного кокетства ему. А она чары свои пускала.
«Вот на пустом месте сплетни!» Вмешалась Маринка. «И как у тебя, Ледушка, язык-то поворачивается? Жалуешься, что болеешь, а сама продолжаешь грешить. Сплетня на сплетне сплетней погоняет.
Что ж теперь, никому ни с кем не разговаривать? Ты слышала, о чем они говорили? Может, Людмила хотела Юру подбодрить улыбкой?» А он приободрился. Не унималась Ледушка. «Да так приободрился, что я услышала, как он сказал, чтобы она к его дому не подходила.
Все зависть твоя, Лидия, не дает тебе покою. Моя Людка, вон как ты говоришь, королевишна, а твои сыночки два алкаша, пропойцы». Включилась Кубачиха по полной.
«Нечем гордиться. Вот ты и срываешь свою злобу на успешных». «Ну не могу.
Успешная. Держите меня семеро. А что ж у твоей успешной детей нету?» Укусила Ледушка.
«Должно абортов столько понаделала, что и родить не может». «Родит. Придет время.
Молодая еще. Пусть для себя поживет». «Она-то молодая.
Да муж стареханик». «Дай мне, Мариночка, хлебушка. Да пойду я».
Не обращая внимания на последние слова Ледушки, обратилась Кубачиха к хозяйке магазина. «А то Павел меня заждался, а я тут слушаю всякий бред воспаленных мозгов Ледушки». Валентина взяла буханку хлеба и быстро вышла из магазина.
А Ледушка так и осталась стоять с открытым ртом. Не успела ответить Валентине. «Закрой рот, Ледушка.
Да иди домой», сказала Маринка. «Дебаты закончились». Еще злее прежнего приехала Людмила от родителей.
Валентин спросил ее о здоровье стариков и как там дома. Рада ли она, что съездила в родные края. На все вопросы мужа Людмила так ответила, что у Валентина отпала охота о чем-то еще раз спрашивать супругу.
«А оно тебе надо? Можно подумать, тебя интересует здоровье моих родных. О своих думай, они тебе ближе». Отпела так отпела, по самому больному месту проехалась.
И невзначай, а целенаправленно. Знает самое уязвимое место Валентина. Как женился на Людмиле, сын перестал с ним общаться.
«Ты мне больше не отец», сказал Виталий. «Мать предал, а значит и меня предал. Нашел себе и жену, и дочь в одном лице.
На молоденьких потянула. Сынок, разве сердцу прикажешь?» Как мог оправдывал себя Валентин. «Молод ты еще, не знаешь, что такое настоящая любовь.
Не могу я без Люды и не могу обманывать твою мать. Двойной жизнью не могу жить». «Думаешь, это Людмила в восторге от твоего старческого тела?» Жестко съязвил Виталий.
«Она в восторге от твоей недвижимости и денежных вливаний в ее молодое тело. Может, ты и прав», обреченно ответил Валентин. «Но не могу я без нее».
«Значит, ты выбираешь ее?» «В смысле выбираешь? Между кем я выбираю?» Забеспокоился Валентин. «Между мной и ею». «Зачем ты так кардинально, сынок? Ты мой сын.
Я тебя люблю. Это совсем другое. Зачем ты в один ряд ставишь себя и Люду?» «Для сравнения, для твоего выбора.
И кого ты выбираешь, папа?» «Я выбираю и тебя, и Люду», виновато улыбнулся отец. «Понятно», резко сказал Виталий. «Забудь, что у тебя есть сын», сказал, как отрезал Виталий.
И на самом деле отрезал. Не отзывался на звонки отца. А когда Валентин пытался встретиться с ним, Виталий на все потуги отца отвечал.
«Ты сделал свой выбор». Вот с тех пор, как не пытался Валентин наладить отношения с сыном, ничего у него не выходило. И что? Что он приобрел, когда пришлось выбирать между Людмилой и сыном? Ничего.
Только потерял. Такая горькая любовь, от которой Валентин слабеет, теряет, стареет. Надолго ли его хватит? Он думал развестись с Людмилой.
Но у него не хватало духа. Он понимал, без нее он… Она как неизлечимая болезнь. Он болен ею.
И бесполезно лечиться. И никуда от нее не деться. Потому как болезнь стала хронической.
Поначалу Людмила пыталась помирить Виталия с отцом. Но ничего из этого не вышло. Виталий ненавидел отца и не скрывал этого.
Вот на этой теме Людмила и сын Валентина объединились и стали любовниками. Это произошло не сразу. Сначала, когда она звонила Виталию, слышала слова оскорбления, слышала в его словах не отчаяние слабака, а злость сильного, ненавидящего самца, который глотку перегрызет за свою стаю.
А в его стае остались только мать и он. Валентина, как стареющего слабого вожака, Виталий исключил. Спасибо, что не загрыз, а только исключил.
Людмила находила в Виталии много общего с собой. Молодой, сильный, отчаянный, категоричный, злой. И, в отличие от мужа, молодой и красивый, моложе ее всего на год.
Внешне чем-то он напоминал ей Юру. Вот только в Юре больше мягкости, а значит слабости. Любовником Людмилы он стал по истечении двух лет брака с Валентином.
Любовниками – это когда любят друг друга. Людмила понимала – никакой любви между ними нет, а есть ненависть к Валентину. Пожалуй, именно это их объединило и сплотило…