На ганок бездітної жінки підкинули немовля і все село губилося в здогадах, хто його батьки. Та лише через роки після похорону одної мешканки села, правда прогриміла як ГРІМ

— Я хочу домой, мне холодно! — сказала Эльза. И этой фразой вывела Валентина в ту реальность, от которой он бежал. Его жена и его сын — любовники.

И они мертвы. Видимо, под действием препарата Эльза уснула в машине. Валентину хотелось развить скорость автомобиля до оптимальной и врезаться в одно из деревьев, которые росли на обочине дороги.

Врезаться и вмиг покончить со своими муками и тем самым унять муки Эльзы. — Скоро приедем, — спросила его Эльза. И опять она своим присутствием увела его от решения, которое он почти что принял.

— Эля, разреши мне вместе с тобой хоронить нашего сына, — сказал Валентин, когда они подъехали к дому бывшей жены. — Ты что, издеваешься? Ты что, намерен эту тварь хоронить вместе с нашим сыном? — Людмилу я не буду хоронить. Я позвоню ее родителям, чтобы они забирали ее и хоронили на родине.

То, что я увидел сегодня, освобождает меня от ее погребения. Прости меня за Людмилу и разреши хоронить Виталия. — Эта твоя Людмила загубила нам всем жизнь и убила нашего сына.

Ненавижу! Не дай бог, увижу тебя у могилы Виталия на похоронах! Не дай бог! Пошел вон! Придя домой, Валентин вдруг почувствовал невероятное облегчение. Ни скорбь, ни горе, а именно облегчение. Ему теперь не придется ждать Людмилу, не придется сходить с ума от ревности, не нужно будет просить о близости.

Он освободился, как будто ему ампутировали опухоль, которая приносила ему муки и боль. Но вместе с тем он понимал, какой ценой заплатил за свой покой. Ценою жизни единственного сына, который настолько его ненавидел, что пользовал его жену.

Или она его пользовала. Валентину не дано это узнать. Да он и не хотел ничего знать.

Наконец-то покой. К нему пришел покой, который окутывал его своей пеленой. Сердце замедлило свой ритм.

Он чувствовал силы его на исходе. Нельзя знать наверняка, что он сейчас или в ближайшие минуты умрет. Но как врач, он понимал.

Он уходит из этой жизни, где ничего нет, кроме мук и переживаний. Скоро его мучение закончится. Долгие гудки оставались без ответа.

Он звонил Эльзе. Скорее всего, она уснула под воздействием укола. Но вот она ответила.

«Что еще тебе надо? Похорони меня рядом с сыном». Заплетающимся языком попросил Валентин. Сознание его начинало путаться.

«Мы с Виталием так отдалились друг от друга. Так хоть там будем лежать рядом. Эля…» Он был рад тому, что умирает.

Его потрясло то, что он узнал этим страшным утром. Потрясло до смерти. Не мог он жить с Людмилой.

Она всю душу из него вынула. Но и без нее он жить не хотел. «Эля, я… ты…», придя в себя, сбивчиво заговорил Валентин.

«Я жив?» Когда, оглядевшись, он понял, что находится в больнице, а рядом с ним бывшая жена, он огорченно сказал. «Я жив. Зачем, Эля? Зачем ты не дала мне умереть? Как мне с этим жить? Незачем мне оставаться на этом свете.

Столько горя причинил тебе, Виталию. Не хочу. Не хочу я жить!» На крик перешел Валентин.

«Успокойся, Валя! Доктор!» Позвала врача Эльза. «Валентин Павлович пришел в себя, но он взволнован. Очень взволнован.

Сделайте что-нибудь!» Прибежала медсестра и сделала Валентину успокаивающий укол. «Кризис миновал», сказал врач Эльзе. «Валентин Павлович пойдет на поправку».

Об этом Валентин слышал, уже засыпая. «Ну вот, ну вот. Совсем другое дело».

Пожимая руку бывшего мужа, сказала Эльза. «А то Ишь собрался умирать. Нет, Валя!» И Эльза не сдержалась.

Заплакала. «Сына будем хоронить вместе. И скорбь нести вместе.

Одной мне не под силу». Валентин благодарно улыбнулся Эльзе. «Спасибо тебе, Эля.

Знал я, человек ты добрый и отзывчивый. Но не мог и мечтать, что ты простишь мне смерть Виталия. Он наш с тобой сын, Валя.

Будем держаться вместе. Вместе нам будет легче. У нас ведь с тобой никого больше нет.

Ты да я, да мы с тобой. Вот видишь, как нас много». Хотела улыбнуться Эльза.

Но губы ее дрогнули. Уголки губ опустились. На глазах навернулись слезы.

И она сказала. «Я Виталия не хороню. Тебя жду.

Вместе нашего сына похороним». И она зарыдала, уронив голову на грудь Валентина. Он слабой рукой погладил Эльзу по голове.

А она плакала и плакала. Тихо плакала, боясь нарушить покой больничной палаты. «Поплачь, Элечка.

Поплачь, милая», просил ее дрожащим голосом Валентин. Он и сам тихонько плакал. Но ради тех совместно прожитых лет с Элей, ради их погибшего сына, он старался быть сильным.

Он очень старался. Людмила и в гробу была красавицей. Закрытые глаза Люды не излучали злобу и ненависть.

Губы не кривились в надменной усмешке. Такой покой читался на ее лице. Казалось, ангел лежит в гробу.

И все, что случилось с этим ангелом, все это неправда и все это неправильно. Или это в городских моргах лицо мертвого могут сделать лучше, чем оно было при жизни. Многие сельчане пришли соболезновать семье Кубачевых, а другие пришли из любопытства, чтобы потом было о чем поговорить, было что обсудить.

Валентина не поднимала лица от гроба дочери. Как обняла тело дочери, упала лицом ей на грудь. Так толком никто не видел лица Валентины.

Только видели, как судорожно вздрагивали ее плечи. И время от времени раздавался ее вой. Но то был вой не человека, а смертельно раненого зверя, который истекал кровью.

Казалось, душа Валентины истекала кровью. Больно уж нечеловеческие были ее стенания. То ли от горя, то ли от стыда за смерть дочери.

Валентина не могла смотреть на людей. Никого, кроме Людмилы, она не видела и не хотела видеть. Она навеки вечно и прощалась со своей любимой Людочкой.

Для других Людмила была развратной, злой, легко шагающей по человеческим жизням, избалованной девкой. Для матери она была и осталась ее ребенком, любимым ребенком. И ничего в сердце Валентины не изменилось.

Всеобъемлющее горе накрыло ее с головой. И потому она не в силах поднять свою головушку от гроба своего дитя. Отец Людмилы, обняв плечи жены, плакал беззвучно.

По небритым щекам его текли слезы. Он напротив смотрел на людей. Казалось, он ищет поддержку в их скорбных взглядах.

А в его глазах застыл страх и немой вопрос. За что это все с нами? Светлана до сей поры не знала, кто был любовником Людмилы. И эта новость, как и многих других, кто знал семью Кубачевых, шокировала ее.

Если бы она только знала, если бы знала, она бы могла предотвратить эти события. Людмила все-таки прислушивалась к ней. А эту связь с Виталием Люда отчего-то держала в секрете.

Видимо, не хотелось в глазах Светланы предстать в столь неприглядном виде. И все равно не может Света не поехать на похороны подруги. Мертвым прощается все.

И не ей судить Людмилу. Они с Людмилой повязаны такой тайной. А теперь эта тайна уйдет в могилу с Людой, думала Светлана.

Никто ничего не узнает. И так сельчане Людмилу вровень с сатаной выставили. А если узнают, что она еще и ребенка выбросила? Тут уж сельские кумушки так растрезвонят и приукрасят.

Мама, не горюй. Тетю Валю жалко. Еще одна шокирующая новость о дочери добьет ее.

Остановилась Светлана в доме сестры. Юрий разгородил забор между своей и Дарьиной усадьбой. И живут они на два дома.

Места всем хватит, и гостей в том числе, которая в кои веки приехала к ним. Хотя и по скорбному делу прибыла Светлана в родное село, но Даша рада была видеть сестру. И Света порадовалась за Дарью.

Хоть теперь Дашка счастлива. Даже от посторонних глаз невозможно скрыть их счастье с Юрой. А Юрий живет с Дашкой и в ус не дует, что Танька его родная дочь.

Думала Светлана. Вот если придется вскрыть эту тайну, что ж тогда будет со всеми? Удивилась Светлана, что дети Тамары и Юрия называют ее сестру мамой. Даже взрослые сыновья Юрки и те возвели Дарью в статус матери.

Но вместе с тем поселилась тревога в душе Светланы. Как бы ни вышло чего непоправимого. Может ей все это показалось, а может и нет.

Потому после похорон Людмилы она решила недельку-другую погостить у сестры. Присмотреться и разобраться, что к чему. Вдруг то, что у нее шевельнулось в мыслях, просто надумано ею.

Ну что, так после похорон Людмилы Валентина и не появлялась? Полюбопытствовала Лидушка у Маринки. Нет, не появлялась. Невестка и сын в магазин приходят.

Спросила Витьку, как там мать. Сказал, плохо. Болеет.

И отец болеет. Валентина баба крепкая. Это она от стыда за дочку боится людям на глаза показаться.

Все про всех знала. Всех судила. А теперь подишь ты, как Людка ее ославила.

Ты что, Лидушка, злорадствуешь, что ли? удивилась Марина. Побойся Бога. У людей такое горе.

Да еще с такой славой. А ты как будто рада их беде. Ничего я не рада.

Про моих Кольку и Ваську судачила, а у самой дочка похлеще моих пьющих сыновей. Она сильно сочувствовала моему горю. А ты знаешь, Марина, как это жить с пьющими людьми.

Врагу не пожелаешь. Людка померла. Слава пославит ее, и дело с концом.

А мне жить с моим горем. Знаешь что, Лидушка, шла бы ты домой. Не могу воспринимать твою злую болтовню.

Одно тебе скажу. Тот может судить детей других, у кого их нету. А если у тебя есть дети, то неизвестно, что они еще могут натворить.

Не суди, да не судим будешь. Ты думаешь, Валентина хотела того, что с Людмилой произошло? Или ты хочешь, чтобы твои сыновья пили? Не указ мы своим детям. Они живут как хотят.

А мы, родители, все одно любим их и жалеем, какие бы они ни были. Мудрая ты женщина, Маринка, пустила слезу ледушка. И как же правдивы твои слова.

Просто сейчас все жалеют Валентину. Кто б меня пожалел, Мариночка? А ты не суди людей, не швыряй им в лицо свою правду. Правда она у каждого своя.

Глядишь, и тебя пожалеют. А как же Валентина? Она ведь тоже изводила всех своей правдой, а ее жалеют. Горе у нее такое, которое никогда ей не отгоревать.

Народ это понимает, вот и жалеют. А твои сыновья, они такие, как есть, но они живы. Да лучше бы мои сыновья тоже, как Людка.

Вот сейчас замолчи, Лмдушка. Не болтай своим глупым языком, не кличь беду. Она сама придет, неожиданно, без предупреждения.

А твои Васька и Колька все одно жалеют тебя. И как мать тебя любят. Работают, вон как твой домик поправили, отремонтировали, с хозяйством управляются.

А что пьют без меры, жаль, конечно. От того и личной жизни у них нету, потому с тобой и живут. А ты терпи, ты мать.

Такая наша материнская доля — терпеть. А кто сейчас не пьет у нас на селе? По пальцам можно пересчитать. Так что, Лидуша, попридержи свой язык.

Неизвестно, как оно у нас завтра сложится. Не зря Светлана осталось гостевать у Дарьи с Юрием. Ох, не зря.

Видно, придется тайну рождения Танюшки на свет выносить. Не хотелось, а придется. Вон, как Сергей с Танюшкой переглядываются.

Сергей взрослый, с армии только что осенью пришел. И по всему видно, смотрит он на Таню не как на сестру. Может, Таня в мать, в Людмилу, молодая да ранняя.

Как бы чего непоправимого не вышло. Трудно Светлане начать этот разговор. Сама во всем этом замешана.

Но еще хуже будет, если она промолчит. Даша, Юра, за гостеприимство спасибо, завтра уеду. Да погости еще, ты же две недели собиралась гостить, сказала Даша.

После того, что я расскажу вам, вы сами не захотите меня больше видеть. Но и молчать я не могу. Больно щекотливая ситуация создалась.

Как бы не опоздать. Дарья испуганными глазами смотрела на сестру, боясь услышать то, что может помешать спокойствию и счастью их семьи. По предисловию Светланы она почувствовала.

Сейчас ее слова принесут раздор в ее семью. И со страхом ждала, что скажет сестра. Таня, дочь Юрия, глядя в сторону, выпалила Светлана.

Ну, дочи что, по документам ее отец Василий, сказала Дарья. Она Василия зовет папой, а Юру папа Юра. Я не о том.

Юра настоящий биологический отец Тани, а мать Людмила. Юра и Даша смотрели на Светлану непонимающим тревожным взглядом. Я смотрю, Сергей и Татьяна не как брат и сестра друг с другом взглядами обмениваются.

Потому решила вам рассказать, чтобы вы объяснили детям, что кроме родственных отношений других у них быть не может. Ты что, Свет, ты что? Только и смогла проговорить Дарья. Может, вам, родителям, невдомек, что у Тани и Сергея могут быть отношения мужчины и женщины, но со стороны оно всегда виднее, предупредила Светлана Дарью и Юрия.

Я увидела симпатию между ними, потому вынуждена была все это рассказать. Даша встревоженно посмотрела на Юрия. Тот от шока просто пожимал плечами.

Ему сразу вспомнились все встречи с Людмилой. Их было совсем мало, по пальцам можно посчитать. Те две первые под Ивами, а потом еще две.

И только теперь понятно Юрию, почему Людмила не простила его. За дочь не простила. – Не понимаю, – сказала Дарья.

– Люда принесла и бросила ко мне под сирень Таню? Я принесла Таню, а точнее привезла на такси и положила ее под окна дома Юрия. Но вышло так, что в судьбу девочки вмешались другие. Скорее всего, Тамара…