«Солнышко мое, слышишь? Никому!» «Никто и не отбирает!» пошутила Дарья. «Да? Думаешь, я не вижу, как Василий ревнует тебя ко мне?» «Сквозь зубы со мной здоровается! Да поздно он хватился до шутка. Такими женщинами, как ты, не разбрасываются.
Вот чтобы Василий успокоился на твой счет, пойдем завтра, подадим заявление и распишемся. И никто и ничего нам не скажет и не подумает, потому как мы с тобой будем муж и жена. Сразу так и распишемся? А что? Что нам тянуть? Друг друга мы знаем, столько лет бок о бок жили.
А за последний год я узнал тебя больше, чем за предыдущие годы. Смотрю на тебя, ласточка моя, и думаю, где мои глаза были? Судьба моя всегда была под боком, а я в город умотал, чего-то там искал. Нашел Тому, а ни она, ни я не были счастливы друг с другом.
Вот такие дела до шутка. Да ты и сама видела нашу жизнь с Тамарой. Разными мы людьми с нею были.
Судьба посмотрела на нас несчастных, на то, как наши дети с нами несчастны. Да взяла и разлучила нас горемычных. А дети с тобой, вон как ожили.
Глаза у них другими стали, нежели с родной матерью. Веселые, как и положено в их возрасте. Спасибо тебе за них, родная.
Да-да, родная, ты самый родной мне человек. Я это всем своим нутром чувствую. И тебе, Юра, спасибо.
Не думала я, что в моем возрасте меня кто-то полюбит. А любовь, она ведь в любом возрасте нужна. У меня словно крылья за спиной расправились.
Прямо полететь хочется от твоих слов. Никто таких слов мне не говорил. Какая я счастливая, Юра.
Мне даже страшно от того, как я счастлива. Боюсь, кто-нибудь помешает нашему счастью. Не бойся, Дашутка.
Никому нашу семью не дам в обиду. Это я тогда был слаб, когда Тамара погибла. А сейчас я сильный.
Твоей любовью сильный, хорошая моя. Как легко и хорошо им вдвоем. Их мысли, чувства, тела слились воедино.
И они на крыльях любви поднялись так высоко над всеми невзгодами, печалями. Так высоко, что никому и никогда не достать их. Ни злым словам сплетников, ни невзгодам, которыми полна жизнь людей.
Они вдвоем. Они любят друг друга. Потому так сильны.
Ни с кем мне не было так хорошо, сказал Юра, когда они с Дашей вернулись из той сладкой любовной неги, где только что пребывали. А это потому, что все по любви. Мне так хотелось, чтобы и в этом плане тебе со мною было хорошо.
Ведь это так важно, когда любимая женщина горит в твоих руках. — Мой ты философ! — засмеялась Даша и взъерошила седые волосы Юры. — Как в детстве мама! — сказал Юра.
— А наутром мне всегда трепало мои кудри. Черные кудри. А теперь они седые.
Куда от нас время убегает? Так и хочется до шутка крикнуть. — Погоди, не торопись, дай еще пожить. — Поживем еще, Юра, поживем.
И на наш с тобой век хватит радости. Вон какие у нас с тобой дети. Поженим их, внукам радоваться будем.
И у самих еще есть время порадоваться друг другу. — Маринка! Маринка! — истошно кричала Лидушка. — Да где же ты там? — Ну что за пожар? — вышла из-под сопки хозяйка магазина.
— Напугала до смерти, кричишь как полоумная. Или новости какие на хвосте принесла? — Ой, Мариночка, новости так новости. Ой, чего это мне плохо.
Нет у тебя случаем чего успокоительного. Накапать мне. — Ой, Марина, дай стулку присесть, ноги подкашиваются.
Марина усадила Лидушку на стул. — Вот, выпей залпом, не нюхай, просто выпей. Подала Марина в стаканчике какую-то прозрачную жидкость Лидушки.
— Водка, что ли? Выпив содержимое стакана, сморщилась вещательница новостей. — Дай хоть чем-то закусить. — Вот, грибочки маринованные.
Маринка ловко открыла банку и подала ее вместе с ложкой Лидушки. — Не томи, говори уже, что произошло. — Погодь, дай закусить.
И правда, малость полегчала. А то мне эта новость так долбанула, ну, словно обухом топора по голове. Щеки Лидушки порозовели и на глазах выступили слезы.
— Кубачиха! Валентина! — заплетающимся языком лепетала Лидушка. — Одним словом! Людка померла! Дочка Валентины! — выпалила сквозь слезы Лидия. — Господи, горе-то какое! — запричитала она.
— Бедная Валентина! Бедная! Бедная! — Да говори ты толком, если это твоя очередная сплетня и брехня, — пригрозила Маринка. — Разве об этом сплетничают? Поехала Валентина с сыном и невесткой в город за телом дочки. Вот так, Мариночка, тут будут хоронить Людмилу.
— Это точно? — все же сомневалась Марина. — Чего б ей умирать, такая молодая. Ничего не напутала Лидушка.
С тобой все может статься. Кто сегодня в магазин заходил, никто ничего такого не говорил. — Ну ты, Маринка, за кого меня держишь? Думаешь, я бред несу? Не так я стара, чтобы не понимать, что говорю! — рассердилась Лидия.
— Валентина к нам пришла. Вся в слезах. Некому могилу копать.
Морозы вон какие стоят. Земля промерзла. Сильно промерзла.
Долбить надо. Моих Николая и Василия чуть ли не на коленях просила помочь. Они согласились.
— Вот, пропойцы, как вы про них говорите, однако не отказали в помощи. — Наверное же не за просто так, — вставила шпильку Маринка. — По литру водки Валентина им дала.
Но согласились, Маринушка, труд-то нелегкий. — А какая ж причина смерти, Людмилы, — ты спрашивала Валентину. — Нет, не смогла спросить.
Ты б ее видела, Маринка. Ее хоть саму в гроб ложи. Черная с лица вся трясется.
А ну-ка, дочку хоронить. А потом хотела бы рассказать, рассказала бы. А так в душу лезть я не решилась.
Ну, думаю, раз не говорит, то чего это тут нечисто? К тому времени подошли другие покупатели. И шокированные этой новостью страстно обсуждали горе Кубачихи. — Что, бабы, кому горе, а кому языками чесать? — спросил Михалыч сосед Маринки.
— Бедные Павел и Валентина, дитя хоронить своего, да еще такая позорная смерть дочки. Все, кто был в магазине, разом притихли и вопрошающе уставились на Михалыча. — Ну что молчишь, старый хрыч? — взмолилась Лидушка.
— Говори уже, коль знаешь. Все одно все наружу вылезет. С полюбовником Людмила от газа угорели.
Так голых их вдвоем и привезли в морг. — Да ты чего? — почти шепотом прошипела Лидушка и тут же засомневалась. — А к тебе каким путем такая новость долетела? — Двоюродная сестра Мария, ну вы знаете ее, она же к дочке в город переехала жить.
— И что, при чем тут Мария? — взялась Лидушка за Михалыча. — А притом уборщицей она работает в морге. Нечасто голых любовников в морг привозят.
Вот она и посмотрела на них и ахнула. С парнем-то привезли Людку Валентины. — Вот это тихоня, скромница! — тихо сказала Лидушка.
— Мои сыновья алкоголики, так они на виду у всех, а это… — Хватит тебе, Лидия! — оборвал ее Михалыч. — Родителям любого дитя жалко. На всю жизнь им это горе неистребимое, а ты тут суд устроила.
Некого судить, нету больше Людмилы. И теперь не вы, а бог ей судья. Шли бы вы, бабы, по домам.
— Ты надолго, Люда? И куда ты на ночь глядя? Снегопад какой, мороз! — спросил жену Валентин. — Не твое дело, куда я и зачем, — ответила она, не глядя на мужа. — Но я пока что твой муж, имею право знать, зачем ты в такую непогоду из дома идешь.
Когда домой вернешься, хоть это ты можешь мне сказать? — Вернусь, — криво улыбаясь, ответила Людмила. — Когда-нибудь вернусь. И не вернулась.
Он бы и не забил тревогу. Людмила последнее время пропадала на сутки, а то и на двое. Эльза позвонила, бывшая жена.
Столько лет не звонила ему, а то вдруг и срывающимся голосом прокричала. — Валя, помоги! Чует моя душа беду, боюсь я! — Да что случилось, Эля? Говори, как есть. — Не знаю, но что-то случилось.
Виталий обещался к полуночи вернуться, а его нет и на мой звонок не отвечает. Его телефон не отключен, но он не отвечает. Больше трех часов звоню, безрезультатно.
Он всегда, слышишь, Валя, всегда отвечал на мои звонки. А если не мог ответить, то в течение часа перезванивал. — Погоди, Эля, не нагнетай.
Может, все не так, как ты себе рисуешь. Он сказал, куда поехал. — На дачу.
Хотел включить отопление, чтобы система не разморозилась. Не собирался он там на ночь оставаться. С утра на работу ему.
— Не вернулся он, слышишь, Валя, не вернулся. Что-то случилось, — продолжала настаивать Эльза. — Я бы могла на такси поехать, но боюсь.
Боюсь одна увидеть то, что мне не под силу. Прошу тебя, отвези меня на дачу. Давай вместе поедем.
— Эля, четыре утра. Давай хотя бы шести дождемся. Может, Виталий еще объявится.
Но куда по темноте зимой? — Я не могу ждать. Может, нашему сыну помощь нужна. Ты понимаешь это? Разве я когда-нибудь тебя о чем-то просила? — Ну хорошо, жди.
Минут через сорок подъеду. То, что Валентин и Эльза увидели на даче. Как только они открыли дверь в дом, на них резкой волной хлынул запах газа.
— Не включай свет! — крикнул Валентин. — Взорвется! Валентин бегал по дому, открывал окна, двери. А в спальне у кровати, где лежали обнаженные мертвые Виталий и Людмила, в немом ужасе стояла Эльза.
Валентин выключил газ под чайником, который, по всей видимости, закипел и затушил огонь. И только тогда он подошел к кровати, на которой лежал его сын и его жена. — Они мертвы! — тихо сказала Эльза.
— И что есть мочи! — закричала истошным криком. Неожиданность увиденного так поразили Валентина, что ему казалось, его тело занемело. Оно стало каким-то неживым, что ли? Волна безразличия окатила его.
Он даже удивлялся своему мертвому безразличию к происходящему. Как будто перед ним на кровати лежали незнакомые ему люди. Даже крик Эльзы не вывел его из этого ступора.
— Что ты стоишь, как истукан! — кричала Эльза. — Вызывай скорую и полицию! Набрягшими пальцами он набрал номера полиции и скорой и безразличным голосом назвал адрес. Потом сел.
Ноги настолько одеревенели, что он боялся упасть. — Будь ты проклят вместе со своей тварью! — кричала и колотила его по спине кулаками обезумевшая Эльза. — Господи, за что мне это все? В чем я перед тобой провинилась, Господи? — кричала в никуда бывшая жена Валентина.
Он понимал, таким способом она хочет выплеснуть ту боль, которую не в силах вынести ее тело. Он пытался обнять ее и крепко прижать к себе, чтобы она почувствовала поддержку в нем. Но Эльза отталкивала его и продолжала колотить его кулаками.
Врач скорой помощи констатировал смерть Виталия и Людмилы. Сделал успокаивающий укол Эльзе. Потом приехала полиция.
Потом забрали в морг тела любовников. Все, что происходило вокруг, Валентину казалось каким-то страшным сном. Вот сейчас он проснется и окажется дома, а в скорости, как ни в чем не бывало, появится Людмила…