За неожиданно сытным ужином в этом бедном доме беседа потекла неспешно. – Михаил Пахомыч я. – А тебя как величать, спаситель наш? Миша широко заулыбался. Не зря ему там у магазина показалось.
– Вы меня, конечно, не узнаете. Миша я. Лукин. Из Семеновки.
Вы раньше там жили. Не зря вы мне еще там, у магазина, показались знакомым. Пахомыч присмотрелся.
– Мишка. Сорванец. Тезка.
Вы с Максимкой у меня в саду черешни воровали. Конечно, не узнал бы. Вон ты какой стал важный.
Но помню. Все очень хорошо помню. Миша улыбался, и на душе так стало тепло, словно родного человека встретил.
– А давно вы перебрались из Семеновки в город? – Давно, Мишаня. Девочка моя, как вышла замуж, так уговорила меня дом там продать. Чтобы квартиру им с мужем, значит, в городе попросторнее купить.
Дом продали, деньги забрали, а его квартирку эту на меня взамен, стало быть, переоформили. Вот теперь приезжает сюда, просит меня ее тоже продать. – Как это? – не понял Миша.
– А вам же куда? – Как куда? В дом престарелых. Грустно улыбнулся старик. – Да я бы и согласился бы.
Что мне тут осталось? – Но его куда девать? Там ведь не дадут собаку держать, заставят усыпить. – А это никак невозможно. Он же умный как человек, не говорит только.
– Ну как я могу друга своего и почти что брата взять и убить? Это подло. Пес глухо зарычал, переводя взгляд с одного мужчины на другого, опять понимая, о чем они толкуют. Пахомыч протянул руку и успокаивающе потрепал его по загривку, ласково погладил по голове.
– Никто тебя не обидит, не бойся, пока я жив. – Кстати, Миша, не узнаешь его? Это же тот щеночек, которого вы мне когда-то под дверь на крылечко подбросили, дохлого. Думали вы, что дохлый он, а я выходил, и вот с тех пор неразлучно он со мной.
Правда, Боцман? Пес, улыбаясь, с готовностью заколотил хвостом по полу, подтверждая, что да, правда, хозяин. – Боцманом я его назвал, потому что он в своем щенячьем детстве был такой бутуз, как колобок, и важный, идет, пошатывается, как Боцман по палубе, – вспоминал Пахомыч. – Это сейчас он на Боцмана не похож, тощий, да и я на пару с ним не толстый.
Туго нам в последнее время пришлось, лекарства купил, коммуналку оплатил, а на еду нам мало осталось. Пришлось к магазину идти с протянутой рукой, выхода другого не было. Пахомыч понурился, но потом встрепенулся и воскрикнул.
– Ну вот, видишь, и не бывает худо без добра. Одна сельчанина встретил, тезку, и ты так нас выручил. Я бы сказал, что потихоньку насобираю денег и когда-нибудь тебе отдам долг, да ты ведь не возьмешь.
Спасибо тебе, Миша. Миша ехал домой из неожиданных гостей и время от времени утирал глаза, и нахлынули воспоминания, словно он снова окунулся в свое озорное детство. – Мишка, пострел! Где тебя носит? Я тебя за укропом послала, а ты куда запропастился? – кричала с крылечка баба Надя.
– Вот я тебе хворостины выпишу, все матери с отцом расскажу. Мишка шептался с Максимкой у забора в бабкином саду, торопливо обговаривая очередной план набега на соблазнительный сад Пахомыча. Там черешни просто гнулись под тяжестью спелых ягод, а дед все равно не собирает, значит ему не надо.
– Ладно, давай как стемнеет полезем, а сейчас я побежал. А вон уже твоя бабка ругается, а моя мамка уже давно с хворостиной бегает, меня ищет. Как стемнело, Мишка блаженно вытянулся в кровати и понял, не хочется ему никуда идти, хоть бы Максимка не пришел, там комары и крапива жалятся, а тут так мягко, уютно и спать захотелось…