— Васильевна, на тебя вся надежда! — фамильярно обращался к ней директор. — Никому не могу доверить, только тебе. — Золото вы, а не человек, — отвечала уборщица.
— Всё сделаю, не сомневайтесь. Семён Семёнович обожал лезть, но ненавидел пыль и грязь. Завидев всего одну точечку, он мог прийти в ярость.
А когда разразилась эпидемия коронавируса, директор вообще сошёл с ума на почве предосторожностей. Целый год он не пускал ни волонтёров, ни усыновителей. Может, в чём-то он был прав.
Васильевна сама тогда заболела так сильно, что чуть Богу душу не отдала. Через месяц отсутствия она вернулась в детдом и была поражена. Оба кабинета директора сохранили первозданную частоту.
— Об одном прошу, Васильевна, — требовал он, — чтобы никто, никто и никогда не смел заходить в мою спальню. Головой за это отвечаешь. — А кто ж зайдёт, драгоценный вы наш? — спрашивала уборщица.
— Как кто? — удивлялся директор. — Детишки? Они влезут сюда и обязательно мне всё перепортят. Обязательно.
Так и жила Васильевна, ни шатка, ни валка, имени своего не вспоминая. В деревне другой работы всё равно не было. Чёрный дрозд свил гнездо в десяти километрах от большого города, неподалёку от леса и её родного села.
И пусть платили ей не так, чтобы много, она всё равно любила детдом и плакала, глядя на детишек, оставшихся без родителей. — Если бы я могла, — думала уборщица. — Если бы я могла, забрала бы всех себе.
Хотя тут и неплохо, но в своём домике лучше. Потом Васильевна вспоминала, что ей стукнуло семьдесят лет и тут же успокаивалась. Наполняла ведро водой, брала не швабру, а моп, не с тряпочкой, а фиброй, и шла убирать второй этаж.
Но однажды, проходя возле кабинета директора, вечером она услышала такое, что у неё дух перехватило, а лицо побелело. — Ничего себе, Семён Семёнович, золотой вы наш человек, — подумала уборщица, хватаясь за сердце. Марта умела хранить секреты.
В их детдоме, если скажешь что-нибудь сокровенное, тут же засмеют. Дети вообще не различают полутона. Они или любят всем сердцем, или ненавидят всей душой.
Поэтому близких друзей у неё не было. Только расскажешь кому-нибудь тайну, как на завтрашний день её знает весь приют. — Знаешь что, Женя? — сказала она однажды.
А на меня Илья Васильев смотрел и улыбался. — Вот как? — коварно улыбнулась одноклассница. — Так прямо и смотрел? На следующий день весь детдом называл их женишком и невестой.
Марта готова была сквозь землю провалиться от стыда, а Женя лишь закатывала глазки и убеждала, что ни с кем не обсуждала эту тему. После того, как подобные истории повторились несколько раз, Марта поняла. Доверять нельзя никому.
Слухи были, как реснички, попавшие в глаз. Вроде и жить можно, но неприятно. Год назад у Марты появился секрет, да какой.
Теперь её и Семёна Семёновича объединяло одно дело. Нечасто, даже не каждую неделю он приглашал её в свой кабинет, но не тот, где мог оказаться любой воспитанник. Марте открылся доступ в святая святых, спальню директора.
Как и Васильевна, она была поражена красоте этого помещения. Официально её походы к Семёну Семёновичу назывались занятиями по самопознанию. Начиналось всё с того, что директор выговаривал Марте за то, что у неё задержка в развитии.
И произносил он это так часто и убедительно, что девочка ему верила. Двойки по математике, перечислял он, тройки по географии, язык с трудом на четвёрку, и это только письменные занятия. Если так и дальше пойдёт, ты отсюда сразу на панель выйдешь, слышишь? Что такое панель, Марте понятия не имела, а спрашивать стеснялась.
Занятия с директором, впрочем, были не менее странными, чем таинственное слово «панель». Он мог показывать ей какие-то видео на своём огромном ноутбуке, давал посмотреть в телескоп на Луну и звёзды, и всё что-то рассказывал, рассказывал. Хоть Марта и была совсем маленькой девочкой, она понимала, тут что-то не так.
Но с кем можно обсудить странные методы педагогики директора? В жизни Чёрного Дрозда именно он был самым главным человеком, и воспитанница даже не представляла, что кому-то на него можно пожаловаться и раскрыть их общий секрет. — Семён Семёнович? — спрашивала она, набравшись смелости. — Вот у Юлии Ивановой на прошлой неделе родственники отыскались.
— Очень далеко, да. — И где же? — спрашивал директор со злорадством. — Ну, в этом, как его, Волгограде? Или Волгодонске? — Саадись-2, Волоколамске.
Я же тебе говорил — учи географию. Принимался отчитывать её Семён Семёнович. — Учи географию и математику.
Без них ты в жизни ничего не добьёшься. А окажешься, знаешь где? — Ладно, дальше. — Вы ведь ей разрешили родственников поискать, — объясняла Марта, опустив глаза.
— А вдруг у меня тоже они где-то есть? — Нет, — отрезал директор. — Ты сирота. Одна, как ветер в поле.
Одна, как звёздочка на небе. Вроде бы соседние системы рядом расположены, а на самом деле между ними световые годы. И чтобы долететь до ближайшей, всей жизни не хватит.
— А если поискать? — продолжала Марта, но уже не так уверена. — Пустая трата времени, — кричал директор. — Всё, иди сюда.
Начнём наше занятие. Девочка тут же краснела. Здесь, в детдоме, у неё было немало школьных предметов.
Семён Семёнович относился к детям, как ко взрослым, что не успевал повторять. И помимо обычной математики, языка, географии и других предметов, у них были очень интересные дисциплины. Например, права ребёнка.
Или конфликты, где их учили разбирать причины ссоры детских драк. Или дизайн, где пожилая женщина учила их юбки, рукавицы и передники. Или кулинария, там Марта выдавливала формочкой печенье и училась готовить салаты.
Но такого странного обучения она не видела нигде и подозревала, что всё это неправильно. Семён Семёнович давал ей какую-то таблетку, от которой мир словно отдалялся, сажал возле себя и говорил «Повторяй за мной, Марта, повторяй за мной». Требования директора хранить их занятия в тайне она соблюдала бы и сама.
И даже если бы захотела кому-нибудь рассказать, кто бы ей поверил? Поэтому она повторяла странные слова директора, хотя на душе от этого становилось тяжело и горько. Ближе к Новому году в детдом стали наведываться посетители. Спонсоры, волонтёры, чиновники и будущие мамы с папами.
Их всех встречал Семён Семёнович, и его словно подменяли другим человеком. В такие дни директор был услужлив, вежлив, очень тактичен и обходителен. Марта обожала это время, потому что в их приюте появлялись новые лица, а ей так не хватало новых лиц.
Девочке хотелось, чтобы гости излучали радость и веселье, потому что бывали и такие, кто лил слёзы, прижимал к себе детей, захлёбываясь от рыданий. Ничего приятного, если незнакомый человек плачется тебе в кофту, да ещё и держит так крепко, словно задушить хочет. За спонсорами, волонтёрами и чиновниками всегда шли потенциальные мамы и папы.
Они смотрели на малышей, стремясь найти себе подходящего, краснея и как будто стесняясь. Будущие родители всегда были робкими и нерешительными. Попадались и такие, которых Семёну Семёновичу буквально приходилось водить за ручку.
Другие детей боялись, как огня, а третьи пытались с ними разговаривать, будто с собачками, и искренне удивлялись, если малыш трёх-четырёх лет мог осмысленно отвечать на, казалось бы, сложные вопросы. Однажды Марта случайно подслушала разговор степенного мужчины в красивом пиджаке и его жены с напомаженным лицом. «Вон тот, посмотри-ка», — говорил глава семейства, почти незаметно показывая на Якова.
«Похож на меня ты не находишь». «Но мы ведь всегда хотели девочку», — возражала жена, надув губы. «Посмотри лучше на ту красавицу.
Высокая, глазки голубые. Сразу видно, что в ней течёт благородная кровь, как и в нас с тобой, дорогой мой». «Ты что?», — перебил её муж таким громким шёпотом, что его могла услышать половина детского дома.
«Вот это, с позволения сказать, красавица!» Господин директор сказал, что за ней отмечено девиантное поведение. «Ни в коем случае. Преступники в семье нам не нужны».
Что такое девиантное поведение, Марта понятия не имела. Но охотно верила, что директор может сказать любую гадость, лишь бы из приюта не забирали определённых детей. Конечно, из-за возраста Марта многого не могла осознать.
Например, почему с одними детьми директор расстаётся так легко, других даже сам пытается пристроить, а третьих оставляет при себе. В этом должна была быть логика, но она не могла её уловить. Впрочем, педагогических навыков у мужчины было не отнять.
В тот снежный декабрь Семён Семёнович решил блеснуть своим режиссёрским талантом и поставить настоящий спектакль «Снежную королеву». Для Марты роли не нашлось, и она сидела в зрительном зале. Это большое помещение на сто удобных кресел с очаровательной сценой и ещё одно достижение директора.
Хотя девочке довелось лицезреть генеральную репетицию, сам показ был великолепен. Теперь она мечтала, что когда-нибудь тоже сыграет Герду. Роль ей очень понравилась, особенно перевоплощение девочки.
Рядом с Мартой в зрительном зале оказались те самые мужчина и женщина, что придирчиво обсуждали сирот несколькими минутами ранее. «Ой, я бы взяла себе Кая! – восклицала женщина. – Какой актёр? – Побойся Бога, милая! – громко шептал муж.
– Ему же десять лет. Если и брать ребёночка, то самого маленького, чтобы он никогда не узнал о том, что он приёмный. Со всех сторон раздалось возмущённое шиканье.
Марта готова была присоединиться к голосам недовольных, но как раз накануне Семён Семёнович проводил с ней своё странное занятие, и теперь девочка не могла ни на чём сосредоточиться. Некоторые гости задавали ей вопросы, пытались познакомиться, но она не могла ничего ответить. Бродила и слушала, будто в полусне или в тумане.
Впрочем, некоторые гости могли быть настойчивыми. После спектакля к ней подошла красивая женщина с белыми волосами и голубыми глазами. Её сопровождал мужчина, которого Марта тут же прозвала в своей детской голове охранником.
Он всё время озирался по сторонам, то и дело поправляя пиджак. – Тебя ведь зовут Марта? – спросила женщина с улыбкой и присев. Девочка кивнула.
– Меня зовут тётя Лина. Мы с моим любимым смотрели на деток и увидели тебя. Ты такая замечательная.
Хочешь попить с нами чаю и поболтать? Марта хотела ответить. – Да, я всегда ждала, чтобы кто-то из гостей взял меня за руку и отвёл в буфет. Мы бы говорили обо всём, а потом стали бы мамой и дочкой.
И уехали бы отсюда, далеко-далеко, куда только глаза глядят. Но язык прилип к нёбу и отказывался ей повиноваться. Поэтому вместо осмысленного ответа она только открывала и закрывала рот, как рыба.
– Так что насчёт чая? – спросила женщина испуганно. – Ты ведь пьёшь чай, милая. Марта продолжала молчать, порыбья открывая рот.
Вдруг будто из ниоткуда возник Семён Семёнович со своей фирменной улыбкой, которую он всегда одаривал гостей. Он подошёл к красивой женщине и что-то прошептал ей на ухо, но она, в отличие от других взрослых, не стала кивать и отходить от Марты, а отреагировала весьма грубо. – Я ценю ваше участие, – сказала она, – но я хочу поговорить с Мартой.
И я поговорю. – Игорь, принеси нам две чашки чая. Одну большую, а второй поменьше.
Охранник посмотрел на директора ледяным взглядом, от которого тот нервно сглотнул. Игра в гляделке, как про себя назвала её Марта, продолжалась секунд пять, не меньше. Но Семён Семёнович проиграл, он моргнул, а потом взял себя в руки, надел фирменную парадную улыбку, будто галстук, и произнёс самым назидательным тоном.
– Хорошо, что у вас есть своя голова на плечах, – сказал он, – но не забывайте, кто тут главный. В другой раз таких агрессивных гостей я могу и не пустить на порог нашего славного дома. С этими словами он удалился, а к Марте, которую ситуация немного напугала, вернулась речь.
Девочка вдруг поняла, что хочет быть такой же, как и эта красивая женщина, когда вырастет, чтобы гордо и смело отвечать директору на все его требования, и не шептать на ухо, а говорить вслух, так, чтобы все услышали. Она сглотнула, посмотрела на незнакомую тётю и произнесла шепотом. «Марта, меня зовут Марта…